Семь баллов по Бофорту - [64]

«Могу вас уверить, — писал он впоследствии, — что при 50° мороза даже в меховой маске чувствуешь себя скверно — ведь нужно непрерывно смотреть вперед, чтобы вовремя заметить предательский овраг, грозящий катастрофой. Маска быстро превращается в ледяной ком, примерзающий к носу и рту, нельзя ни снять ее, ни спрятать голову от ветра; и ждешь с нетерпением, когда же конец пути или хотя бы авария…»

Члены экспедиций Обручева успели многое: они изучили Чаунский район, дотоле совершенно неизведанный, составили карту огромной горной страны, изучили ее геологическое строение, указали на явные признаки полезных ископаемых, и прежде всего олова. Но золота Обручев не нашел.

Что же, казалось бы, страшного? Ведь Вакар нашел. И потом строение Чукотки действительно напоминает золотую Аляску. Обручев не нашел — другие найдут.

Есть темная сила, лишающая людей самого их светлого достоинства — способности мыслить. Это догма, слепая вера в авторитет. Вера, отметающая анализ и здравый смысл, когда очевидное признается несуществующим, доказанное — недоказуемым. Обручев не нашел на Чукотке золота. Имя — залог непогрешимости. Имя отделили от человека и превратили в дубину для защиты худосочных идей. Обручев просто не остановился на золотых перспективах Чукотки. Чиновники сделали за него вывод: «На Чукотке золота нет, и нечего его там искать».

Поисковые отряды открыли Валькумей и Иультин — богатейшие клады олова. Горная Чукотка стала знаменитой. Но золото не искали.

Год проходил за годом. Еще не одна экспедиция прилетала на Чукотку, спускалась к Малому Анюю. В лотках то и дело попадалось золото. Но в него уже не верили.

Перед Отечественной войной геолог Ушаков собрал партию, чтобы исследовать Малый Анюй у притока Большой Кэпервеем (запомните это название, сейчас оно известно каждому жителю Чукотки).

Партии Ушакова фатально не везло: то самолеты никак не могли сесть в Островном и приходилось добираться до базы пешком, через тайгу, то начался грандиозный разлив на Анюе, а потом вдруг зарядили проливные дожди, превратившие берега речушек в непроходимые топи: немыслимо было брать шлихи. Но все же Ушаков вынес с поля почти четыре сотни проб. В каждой третьей из них было обнаружено золото.

«Несмотря на то что золото имеет лишь знаковый характер, — писал в своем отчете Ушаков, — если принять во внимание крайне неблагоприятные условия обследования, можно сделать только положительную оценку…»

Он требовал тщательного исследования района Большого Кэпервеема.

Попади этот отчет в хорошие руки, уже четверть века назад мы прибавили бы к Колыме и Алдану огромную золотую страну. Но отчет положили в архив. Нет на Чукотке золота. Нет — стало быть, нет.

На следующее лето в поле вышел отряд Андрианова. Он изучал долину соседнего с Кэпервеемом притока Анюя — Майныпоуктуваам (запомните и это название, сейчас оно знаменито).

Золото лезло в лотки. Андрианов колебался: как же так, ведь на Чукотке нет золота? Но не с неба же оно падало в лотки!

Измучавшись сомнениями, Андрианов нерешительно пишет в отчете, что «получены некоторые положительные данные россыпной золотоносности по притокам реки Майныпоуктуваам». А рядом — цифры, кричащие на весь свет, что открыто новое золотое месторождение.

Этому отчету тоже суждено было пролежать в архивах больше десятка лет.

И снова в оцепенении Центральная Чукотка, приговоренная к бесплодию. Цветет золотая Колыма. Ей повезло: Билибин дал блестящий прогноз золотого колымского пояса. Пояс утюжится поисковиками, и открываются все новые перлы — прииск за прииском. Везут с Колымы тяжелые ящики с золотом. И уже надрывается Колыма: слишком много нужно золота, чтобы расквитаться с войной. Где-то в тиши запыленных кабинетов рождается злая, паническая теория: истощается золотая Колыма, скоро ей крышка! А Колыме просто было трудно: брали много, давали мало.

Вскоре после войны дотошный геолог Н. Кикас извлек из архива отчет Ушакова. Он сидел над конторского вида книгой в тесной комнатке геологического управления и представлял туманные извилины Большого Кэпервеема.

Летом Кикас вывел партию на этот приток. Ушаков оказался прав: на Кэпервееме было золото. Кикас решил это доказать. Но его не стали слушать.

И вдруг Чукотку потрясло известие: километрах в ста от Певека, в районе, истоптанном оленями Обручева, молодой геолог Николай Чемоданов открыл богатейшее месторождение золота. Комсомольский затмил прославленные прииски Колымы. Он зиял, как гигантская пробоина в «золотой теории» Чукотки. Выходит, золото все-таки есть. Запрет на поиски, казалось бы, снимался сам собой.

Но догматики без боя не сдаются, иначе ведь придется признать, что ты дурак и на протяжении многих лет приносил стране непоправимый вред. Они не хотели признаваться, они предпочитали приносить вред. Призрачной силой имен, искореженными цитатами из классиков они защищали свое «кредо». Пусть открыто богатое золото, но это север Чукотки. А кто сказал, что где-то на Анюе тоже должно быть золото? Ушаков сказал, Вакар сказал. А кто они, Ушаков и Вакар?

И еще десять лет держали Чукотку в плену пустопорожней «теории». Наконец, Константин Александрович Иванов, человек пробойный и смелый, создал под свою ответственность Анюйскую экспедицию — специально для Центральной Чукотки. Он оберегал «внеплановую» экспедицию — выкраивал для нее трактора, забрасывал в тайгу все новые партии, выпрашивал дополнительное оборудование. «Золото будет!» — твердил Иванов на совещаниях в Магадане.