Он с виду только такой симпатяга. А так в нем сидит дьявол. Может, даже зеленый…
И все они, уголовники, дьяволы. В каждом из них сорок пудов грязи, бахвальства, лени, хитрости, и жестокости, конечно, и коварства, этого более всего.
«Воровская жизнь, — бывало говорил мне Капитан, — самая красивая жизнь». Одним словом, будто он сам счастливчик и другие тоже. Теперь я немножечко нагляделся на эту красоту. Все это швыряние чужих, не заработанных денег, добытых любым способом. Ты сам посуди, разве это счастье?
«Воры, — бывало, говорил Капитан, — как братья, в беде друг друга не оставляют». Одни слова… Я тебе скажу, что если они и «братья», то самые подлые. Прежде всего топят самого слабого. С этого все и начинается. Такой тип, как Капитан, может утопить целую тысячу, лишь бы самому удержаться на поверхности. А может, и миллион.
«Воры, — бывало, говорил Капитан, — отважные…» Куда там! Они же, если как следует пошевелить мозгами, самые трусливые типы. Как только наскочат на сильного, без оглядки дают тягу, услышав за собою погоню, тут же пускают в штаны. Опасаются любого шороха, любого собачьего лая… Да, напасть исподтишка — их ремесло, пойти вчетвером на одного — их прием. Тут они смелые.
Я был дурак дураком, когда поверил Капитану. И когда мы попались, я сразу подумал, что конченый человек.
Сейчас над нашей колонией сеется дождь. На душе такая тоска, что и объяснить нельзя. Шлепаю себя ладонью по башке и спрашиваю: «Зачем сам себя сунул в эту дыру?»
Первые дни всегда трудные. Особенно тут, в колонии. В любую минуту можно нарваться на кулак. Хороший подзатыльник ждет тебя, если сам себя не можешь защитить. Я стараюсь молчать в тряпочку.
Сейчас, в данное время, жив и здоров. Нам, конечно, выдали все казенное. Обновка! Кормят даже получше, чем у нас было дома, но не так чтоб уж особенно. Но самое противное — подстригли всех под первый номер. Теперь все мы похожи на дыни.
Мальчишки попадаются разные. Есть и такие башковитые, с кем можно дружить. Встречается мура, не забывающая кривую дорожку. Они до сих пор мечтают, как достать деньги и как прокутить. Всем им надо бы вправить мозги.
Ты, Азамат, не думай, что у меня повторится старая ошибка. С меня достаточно и того, что со мной приключилось.
Я не скажу тебе, что уже пообвыкся. Почем я знаю… Мне тут помогают стать на правильную дорожку и прямо смотреть на жизнь. Я постараюсь оставить свои дурные мысли и привычки. Когда вернусь, я стану жить по распорядку дня, как и тут.
Прости, что оставил тебя одного. Готов об стенку биться головой, как только об этом думаю.
Жива ли та самая соседская калитка, которую два раза подряд крошил наш батя? Знаешь что, по этой калитке страшно скучаю. Еще по тебе. И по тому, как мама баловала нас блинами.
Залатали ли лодку Земфиры? Не дерет ли тебя за уши Борис-Кипарис? А в случае чего предупреди его от моего имени.
Физик, конечно, важная персона, потому что будет ученым. Он нам не чета. Как вырастет, небось забудет, что рос на Последней улице. Кто его знает, может, со временем и не будет нашей улицы.
Бабушка, наверное, уже приехала. Вошла ли вода в берега или нет? У нас тут деревья распускаются, а как у вас там?
Так что пиши.
Твой брат Самат».
Своим письмом Самат окончательно пронял Азамата. Ничем нельзя было измерить его злобу на Капитана и на всех воров заодно. Лучше бы уж в такое время не попадались ему всякие уголовники.
К исходу третьего дня, а за это время немало ему пришлось поворочать мозгами, он хлопнул себя по лбу: «Почему бы мне не стать сыщиком? Я бы тогда показал всем уфимским ворам, почем фунт лиха!»
Такая мысль пришла в тот самый день, когда закончился учебный год.
Для начала он купил себе черные очки. Ради этого пришлось экономить на еде. Пришлось бутылку молока растягивать на два дня. Но чего только не сделаешь ради заветной мечты! Конечно, детских защитных очков не оказалось, взял взрослые.
И вот однажды через черные очки он стал разглядывать всех мало-мальски подозрительных людей или просто незнакомых: не запустит ли руку в чужой карман? Не захочет ли влезть в окно? Целую неделю бродил вдоль берега. Случалось, что в иные годы кое-кто уводил лодку. А тут никто не хотел красть лодку.
С первого же шага неудача постигла юного сыщика. Не попадались на своей улице воры, хоть плачь!
Оставалась еще одна надежда — лавка, в которой Азамат покупал хлеб и молоко. Дотемна он караулил маленький магазинчик. Но на хлебный ларек тоже никто не позарился.
Вот ведь досада! Когда хочешь сцапать вора, тот, в свою очередь, никак не хочет быть сцапанным.
К исходу недели понял — одному не управиться. Стал думать, кого бы посвятить в тайну.
Неплохо бы привлечь кого-нибудь похитрее. Естественно, сразу подумал о Борисе-Кипарисе, обладателе кривого носа. Но тот, как только почуял, куда гнет Азамат, отступился.
— Меня тут не было, — сказал он свое обычное. — Я ничего не слышал. Я пошел.
После его отказа остался один-единственный человек во всем городе, кому можно довериться. Это Земфира. Она как только узнала, в чем дело, так немедленно примкнула к Азамату.
— Чур, я тоже!
