Село милосердия - [43]

— Какая нужда привела вас ко мне, герр доктор? — недовольный вторжением, спросил комендант.

— Я пришел просить вашего снисхождения к ребятам из рабочей бригады, герр обер-лейтенант. — Он сразу заметил новенькую звездочку на погонах коменданта и не преминул польстить.

— Партизанен? — нахмурился комендант. — Враги рейха должны быть уничтожены. Они сейчас копают себе могилу.

— Какие же они враги? — как можно беспечнее сказал Гришмановский.

— Они совершили диверсию!

— Не они, точно знаю. Хлопчики во время диверсии мяч гоняли у всех на виду…

Но комендант стоял на своем. Наверх уже доложили, что партизан, совершивших диверсию, поймали. И сколько Гришмановский ни убеждал, что расстрел украинских жителей противоречит интересам рейха и указаниям гауляйтера Коха, тот на уговоры не поддавался.

Обер-лейтенант уже начал выходить из себя, но тут появилась спасительница в лице Анны Андреевны Лукаш. В ее руках была огромная корзина.

— Вовремя явились, Анна Андреевна. Избавили меня от смерти неминучей, — шепнул ей Гришмановский и снова повернулся к коменданту: — Благодарные жители села шлют вам небольшой презент, герр обер-лейтенант.

Эффектным жестом он откинул прикрывающий корзину платок. Оттуда выглянула трехлитровая бутыль с самогоном, окруженная яблоками, грушами, помидорами.

Комендант при виде бело-розового кусища сала невольно заулыбался.

— Гут! — кивнул он. — Вам нельзя отказать в сообразительности, герр доктор. Вы сами видели ребят, играющих в мяч? Сами лично?

— Так точно, герр обер-лейтенант, — отчеканил Гришмановский со всей убедительностью, на которую был способен. — Не буду же я вас обманывать!

— Хорошо, пусть будет так, — согласился комендант. Повернувшись к дежурному офицеру, приказал привести арестованных. Пусть больше не роют себе могилу, казнь отменяется. И, обратившись к Гришмановскому, жестко заключил: — Отпускаю футболистов под вашу личную ответственность, герр доктор. Если они будут замечены в нарушении дисциплины, голову теряете вы!

Гришмановский не опустил глаз, хотя внутри у него так и захолонуло. Он снова, в который раз, шел по лезвию ножа. Сегодня, кажется, пронесло.

— Премного благодарен за доверие, герр обер-лейтенант. Всю ответственность я беру на себя. Обещаю, ничего подобного больше не повторится.

Вечером следующего дня, вызвав к себе главного виновника переполоха Ивана Глядченко, Гришмановский зажал его в углу и твердо сказал:

— Не вздумай баловать, Иван. Понял?.. Не занимайся самодеятельностью. Я отвечаю за раненых. Под монастырь не только меня, слишком многих можешь подвести.

— Мы ущерб врагу нанесли. Хотели как лучше, — смущенно пробормотал парень.

— Все надо делать с умом, хлопец, — укорил Афанасий Васильевич. — Если уж подался в диверсанты, соблюдай осторожность. И не попадайся!..

11. ЗАБОТЫ… ЗАБОТЫ…

Каждое утро, просыпаясь на рассвете, чтобы заняться приготовлением завтрака, Тулушев замечал, как постепенно наступает осень. День становился короче, побурели листья деревьев, по утрам становилось все холоднее. Если неделю назад он выскакивал из хаты без сапог — приятно босиком пробежаться, как в детстве, по мягкой щекочущей траве, — то теперь роса обжигала ступни, словно крапива. А однажды, выйдя поутру во двор, Тулушев его не узнал. На пожухлых листьях лежал иней. Яблони, крыши домов, стебли кукурузы — все стало колюче-белым.

«Скоро зима, — подумал Дмитрий с тоской. — Надо отапливать помещение, иначе люди померзнут. А чем? Дров и на приготовление пищи не хватает». Каждый день один и тот же вопрос: где достать топливо? Хочешь — не хочешь, а котел три раза вскипятить надо. Разбирают заборы, плетни, срубают сухостой. Но этого мало. Лес хоть и близко, но путь к нему через болото. Спасибо Ванюшке Дворнику, выручает малец. То ящики откуда-то притащит, то бревно прикатит. Шустрый парнишка и, главное, сознательный. Как же, говорит, не пособить красноармейцам… Золотой народ в селе. Каждый старается помочь по мере возможности. Отрывают от себя, несут последнее…

Полевая кухня стояла неподалеку от детсада в выкопанной Тулушевым яме. Колесо оторвало снарядом, пришлось под ось выложить стеночкой кирпичи. Это Василий Ерофеевич придумал. Заботливый мужик, мастеровитый. Надо шины или костыли сделать — бегут к нему. Картошки накопать, капусты с поля привезти или кукурузы наломать — без Василия Ерофеича дело не освятится.

Дмитрий заложил в топку дрова, приподнял крышку. Котел был полон, и Тулушев снова с благодарностью подумал о Ванюшке — натаскал с вечера воды, пострел. И ведь никто не просил… А колодец глубокий, одно ведерко вытащить — труд, тем более котел наполнить.

Кухня дымила вовсю, когда появилась Анна Андреевна Лукаш, худенькая подвижная женщина с добрыми жалостливыми глазами. Она испуганно озиралась.

— Вы что, мама? — всполошился Тулушев. — Кто-нибудь напугал?

— И не говори, Дмитро, — покачала она головой. — Скакун проклятущий встретился, тот, что у полицаев главный начальник. «Что несешь в котомке, старая? — кричит. — Кому? Повешу, расстреляю!..» У меня аж ноги отнялись.

— Надо было вернуться, мама. С полицаями лучше не связываться.