Селестина - [42]

П а р м е н о. Стало быть, любить — безумие, и я безу­мен и потерял рассудок? Но если бы такое безумие причи­няло боль, из каждого дома неслись бы вопли.

С е м п р о н и о. Вот, вот, сам признался! Я слышал, как ты давал праздные советы Калисто и противоречил Селестине во всем; ты даже предпочел отказаться от своей доли, лишь бы помешать мне и ей. Ну, теперь попался, попля­шешь ты у меня, добра не жди!

П а р м е н о. Нет, Семпронио, подлинная сила и могу­щество в том, чтобы приносить людям пользу, а не вред; главное же в человеке — добрые намерения. Я всегда счи­тал тебя братом. Пусть не оправдается на тебе, упаси бог, поговорка: пустяк может поссорить и лучших друзей. Как дурно ты со мной обращаешься! Не знаю, откуда эта не­приязнь. Не серди меня, Семпронио, не обижай. Пойми, вряд ли кто стерпит подобную издевку.

С е м п р о н и о. Я ничего плохого не сказал; только те­перь, пожалуй, за нашим конюхом очередь, раз уж и ты нашел себе подругу.

П а р м е н о. Ты злишься. Но я снесу от тебя и худшее, ибо ни одна страсть человеческая не длится вечно.

С е м п р о н и о. Да ведь ты еще хуже обращаешься с Калисто, советуешь ему одно, а сам делаешь другое; зачем ты требуешь, чтобы он отказался от своей любви к Мели­бее? Ты все равно что вывеска над постоялым двором: всех она в дом зазывает, а сама на улице остается. Эх, Пармено! Теперь ты увидишь, как легко порицать других и как трудно соблюсти себя. Молчи уж, теперь и у тебя рыльце в пушку. А там увидим, каково тебе придется, раз ты стал хлебать из миски, как все. Будь ты моим дру­гом, ты бы услужил мне, когда было нужно, и поддержал бы Селестину, а не ставил ей палки в колеса на каждом шагу. Да, мутное вино гонит пьяницу из таверны, а нужда и бедствие — притворного друга; подделку ведь сразу видно, едва сойдет позолота.

П а р м е н о. Слыхал я от людей, а теперь и на соб­ственной шкуре убедился — нет в нашей жизни радости без огорчений и тревог. Веселые, ясные и светлые дни сме­няются дождем и мрачными тучами; забавы и утехи усту­пают место печали и смерти; на смену веселью и усладам приходят слезы и смертные муки, и, наконец, за миром и покоем следуют скорбь и уныние. Кто был счастливее меня, когда я шел сюда? А кого ждала столь печальная встреча? Кто познал блаженство, подобное тому, что пода­рила мне Ареуса? А кто был так жестоко сброшен с сияю­щих высот? С кем обошлись так дурно, как ты со мной? Ты не дал мне сказать, что я стал твоим другом, что буду потворствовать тебе во всем, что раскаиваюсь в прошлом, что я получил советы и добрые наставления от Селестины на благо тебе и всем нам. В наших руках и хозяин и Мелнбея, и наживемся мы теперь или никогда.

С е м п р о н и о. Слова твои мне по душе; посмотрим, не обманешь ли ты на деле. Да, скажи-ка, что это ты говорил про Ареусу? Ты, выходит, знаком с Ареусой, двоюрод­ной сестрой Элисии?

П а р м е н о. И добился ее любви — вот в чем мое сча­стье!

С е м п р о н и о. Вот так сказал, дурень! От смеха двух слов не свяжет! В окне ты ее увидел, что ли? Что зна­чит — «добился»?

П а р м е н о. Добился? Оставил ее в неведении — поне­сла она или нет.

С е м п р о н и о. Ну и удивил! Да, терпение и труд все перетрут; капля камень точит.

П а р м е н о. Долго-то я не трудился, — только вчера задумал, и вот она уже моя!

С е м п р о н и о. Не иначе как старуха помогла!

П а р м е н о. А ты почем знаешь?

С е м п р о н и о. Она мне говорила, что очень тебя лю­бит и сведет с Ареусой. Вот счастливчик! Явился на гото­венькое, получил все без труда! Потому и говорят — не родись красивым, а родись счастливым. Видно, хороший был у тебя крестный отец!

П а р м е н о. Скажи лучше — крестная мать, вернее будет. Недаром говорят: с кем поведешься, от того и набе­решься... Явился я поздно, зато получил рано. Ох, братец! Что сказать тебе об этой чудной женщине, о ее речах и красоте ее тела? Но мы еще поговорим, когда будет удобнее.

С е м п р о н и о. Не зря она родственница Элисии! Все, что есть у одной, есть и у другой. Я тебе охотно верю. Но сколько тебе это стоило? Дал ты ей что-нибудь?

П а р м е н о. Нет, конечно! А кабы и дал, она заслу­жила— в ней есть все прелести. Такие, как она, во столько ценятся, за сколько продаются, и стоят столько, сколько заплатишь. Никогда дорогое не доставалось дешево, лишь мне досталась даром эта сеньора. Я позвал ее к Селестине на обед, если хочешь, все там встретимся.

С е м п р о н и о. Кто все, братец?

П а р м е н о. Ты и я, да Ареуса, да старуха с Элисией; то-то повеселимся!

С е м п р о н и о. Вот это приятная новость! Ты не ску­пишься, и я тебя не подведу. Теперь вижу, ты настоящий мужчина, да пошлет тебе бог всяческих благ; вся моя до­сада от твоих прежних речей обратилась в любовь. Наш союз — дело хорошее. Дай-ка обниму тебя. Коли мы братья, нам сам черт не брат! Будем теперь ладить весь год, как после ссоры в день святого Хуана[41]. Ведь милые бранятся — только тешатся. Наедимся и напьемся, а хозяин пусть за всех постится.

П а р м е н о. А что он, бедняга, делает?

С е м п р о н и о. Лежит на помосте[42] возле кровати, где ты оставил его вчера ночью. Не спит и не бодрствует; войду — храпит, выйду — поет или бредит. Не разберу, мучится он или дурака валяет.