Селестина - [23]

Я иду к Плеберио. Пусть себе Мелибея чванится, я, слава богу, и не с таких сбивала спесь. Все они приве­редницы; но уж если один раз дадут себя оседлать, больше лениться не будут. Поле битвы останется за ними; умрут, а не сдадутся. Ночью они хотят, чтобы никогда не рас­свело; бранят петухов за то, что возвещают день; кля­нут часы за то, что те так спешат; призывают Плеяды и Полярную звезду, будто звездочеты. А когда выходит на небо утренняя заря, душа их готова расстаться с телом: от света у них на сердце становится темно. Да, этот путь, сынок, никогда мне не надоедал. Никогда я не знала уста­лости. Да и теперь, пусть я старуха, видит бог мою добрую волю. Я уж не говорю о тех, кто кипит и без огня; с первого же объятия они покоряются, умоляют того, кто их умолял, страдают по тому, кто страдал, делаются рабы­нями того, кем повелевали, не подчиняют, а подчиняются, пробивают стены, распахивают окна, прикидываются боль­ными и льют масло на скрипучие дверные петли, чтобы те бесшумно делали свое дело. Не сумею описать тебе, до чего они становятся ласковыми после первых поцелуев милого. Всем им ненавистна золотая середина, подавай им край­ности!

С е м п р о н и о. Мне непонятны, матушка, твои слова.

С е л е с т и н а. Я говорю, что женщина или очень лю­бит того, кому желанна, или же ненавидит его всей душой. И если любовь она может отвергнуть, то ненависть ей не удержать в узде. И, зная это твердо, я спокойно иду к Мелибее, словно она уже в моих руках: ведь я знаю, что если теперь я буду просить ее, то потом ей придется просить меня; и коли она сперва станет мне грозить, то потом должна будет меня обласкать. Несу я туда, вот в этом кармане, немного пряжи и еще кой-какие мелочи, которые всегда держу при себе как предлог войти первый раз туда, где меня не очень-то знают. Есть и воротнички, и сетки для волос, бахромки, тесемки, щипчики для бровей, черная краска, белила и румяна, даже иголки и булавки. Есть то­вар на все вкусы; куда бы меня ни позвали, я должна быть наготове, чтобы расставить силки или сразу приступить к делу.

С е м п р о н и о. Матушка, подумай хорошенько о том, что затеяла: кто начнет неверно, тот и кончит плохо. Ведь отец ее знатен и силен, мать проницательна и решительна, а ты сразу навлечешь на себя подозрения. Мелибея у них единственная дочь; если они ее потеряют, они потеряют все. Я прямо дрожу, лишь подумаю об этом. Смотри, «за шерстью пойдешь, ощипанной придешь».

С е л е с т и н а. Ощипанной, сынок?

С е м п р о н и о. Или вываляют тебя в перьях, матушка, что еще хуже.

С е л е с т и н а. Ей-богу, зря я тебя взяла в товарищи! Ты вздумал учить Селестину ее ремеслу! Да когда ты ро­дился, я уже немало орехов разгрызла. Нечего сказать, хо­рош командир — только и знаешь что трястись от страха!

С е м п р о н и о. Не удивляйся, матушка, моим опасе­ниям; каждый боится, что не сбудется то, чего он так сильно желает, а в этом деле я боюсь и за себя и за тебя. Я забочусь о своей выгоде, хлопочу о счастливом конце. Не для того, чтобы хозяин мой расстался со своими стра­даньями, а для того, чтобы я расстался с нищетой. И по­тому-то я, с моим малым опытом, вижу больше препят­ствий, чем ты, старая мастерица!

Э л и с и я. Крестная сила с нами! Семпронио! Глазам не верю! Как случилось, что ты здесь сегодня второй раз?

С е л е с т и н а. Молчи, глупая, у нас с ним есть о чем подумать. Скажи-ка, чужих здесь нет? Ушла та девушка, которая ждала настоятеля?

Э л и с и я. После нее уж другая приходила — и тоже ушла.

С е л е с т и н а. И что, понапрасну?

Э л и с и я. Нет, слава богу. Хоть она и запоздала ма­лость, да ведь тише едешь, дальше будешь.

С е л е с т и н а. Подымись-ка поскорее на чердак и при­неси сюда баночку со змеиным жиром; она висит там на веревке, что я принесла с поля в ту дождливую и темную ночь. Да открой ларь с пряжей; там, справа, под крылом дракона, которому мы вчера вырвали когти, найдешь бу­магу, исписанную кровью летучей мыши. Да смотри не про­лей майскую воду[25] , которую я готовлю на заказ.

Э л и с и я. Матушка, я ничего там не нашла; никогда ты не помнишь, где что лежит.

С е л е с т и н а. Ради бога, не поучай меня, старуху; не бранись, Элисия. Не кривляйся перед Семпронио, не важ­ничай, он мною больше дорожит как советчицей, чем тобой Как подругой, хоть ты в нем души не чаешь. Пойди в чулан, где хранятся мази, и найдешь все что нужно в шкуре черного кота, — там же, куда я велела положить глаза волчицы. И принеси сюда кровь козла и клок бороды, которую ты у него отрезала.

Э л и с и я. Вот, матушка, возьми, а мы с Семпронио идем наверх.

С е л е с т и н а. Заклинаю тебя, мрачный Плутон, вла­дыка адских недр, император падшего двора, надменный вождь осужденных ангелов, повелитель серных огней, исто­чаемых клокочущей горой Этной, правитель и надсмотрщик мучений и мучителей грешных душ, властелин трех фу­рий— Тизифоны, Мегеры и Алекто, распорядитель черных дел в царстве Стикса и Дита[26] со всеми их водами, адскими тенями и смятенным хаосом, покровитель летучих гарпий и своры ужасных и страшных гидр! Я, Селестина, слав­нейшая из твоих подданных, заклинаю тебя могуществом и силою сих багряных букв; кровью ночной птицы, коей они начертаны; тайным смыслом имен и знаков на этой бумаге; лютым ядом гадюк, пропитавшим мою пряжу: явись без промедления, дабы повиноваться моей воле, об­лекись в эту пряжу и не расставайся с нею ни на мгнове­ние, пока Мелибея не купит ее; пусть Мелибея так в ней запутается, что чем больше будет на нее смотреть, тем мягче и доступнее моим просьбам станет ее сердце, и тогда пронзи его жестокой и могучей любовью к Калисто, дабы, отринув всякое целомудрие, она наконец открылась мне и вознаградила мои труды и хлопоты. И когда это свершится, проси и требуй от меня всего, что захочешь. Если же ты не повинуешься мне тотчас же, я стану твоим злейшим вра­гом; я залью светом твое угрюмое, мрачное логово; стану разоблачать твою постоянную ложь; стану изгонять ото­всюду твое страшное имя своими яростными речами. За­клинаю тебя еще и еще раз! Итак, зная свое великое могу­щество, иду туда с этой пряжей и верю, что уношу в ней и тебя.