Селестина - [21]

П а р м е н о. Сеньор, лучше выбрани меня сейчас — в до­саде за назойливость, чем, раскаявшись, осуждать меня за то, что я не дал тебе совета; ты потерял, повторяю, звание человека свободного, отдав в подчинение свою волю.

К а л и с т о. Этот олух, видно, захотел палок! Скажи, невежа, почему ты дурно говоришь о том, чему я покло­няюсь? Ты-то что знаешь о чести? Скажи, что такое лю­бовь? В чем заключается учтивость? Чего ради ты выдаешь себя за умника? Не знаешь ли ты, что первая ступень к безумию—это воображать себя мудрым? Если бы ты сочувствовал моему страданию, иной водой оросил бы ты эту жгучую рану, которую нанесла мне жестокая стрела Купидона. Те целебные средства, что Семпронио добывает для меня с помощью своих ног, ты отнимаешь у меня своим языком, своими праздными речами. Прикидываешься вер­ным, а на самом деле — ты глыба лести, сосуд лукавства, пристанище и жилище зависти. Чтобы опорочить старуху, за дело или нет, ты отнимаешь надежду у моей любви. Но знай, что моя скорбь и мои мучительные сомнения непод­властны разуму, не терпят предупреждений и не желают советов, а уж если и примут совет, то лишь такой, который не сможет отлучить или отдалить от меня то, что можно вырвать только вместе с сердцем. Семпронио боялся уйти и оставить тебя здесь. Я же хотел этого и теперь страдаю потому, что он ушел, а ты остался. Лучше быть одному, чем в дурном обществе.

П а р м е н о. Сеньор, плоха та преданность, которая, боясь наказания, становится лестью, а особенно если льстишь хозяину, у кого страдание или страсть отняли при­родный здравый смысл. Но лишь спадет пелена ослепле­ния, погаснет и огонь: ты поймешь, что мои едкие слова лучше излечат твою болезнь, чем ласковые уговоры Сем­пронио, которые ее растравляют, раздувают твое пламя, оживляют любовь, разжигают огонь, подбрасывают в него щепки, пока не доведут тебя до могилы.

К а л и с т о. Молчи, молчи, окаянный! Я страдаю, а ты философствуешь. Ты мне больше не нужен. Пусть приведут коня, вычистят хорошенько, затянут как следует подпругу. Вдруг мне вздумается проехать мимо дома моей любимой, моего божества.

П а р м е н о. Эй, слуги! Никого нет дома? Придется самому. Вот уж я и в конюхи записался; то ли еще будет? Видно, хозяину правда глаза колет. А ты что ржешь, сеньор конь? Мало одного ревнивца в доме? Или почуял Мелибею?

К а л и с т о. Готов конь? Что ты делаешь, Пармено?

П а р м е н о. Сеньор, я привел коня, а Сосия нет дома. Калисто. Так подержи мне стремя и открой ворота. А если придет Семпронио с той сеньорой, скажи, чтобы подождали, я скоро вернусь.

П а р м е н о. Можешь не возвращаться! Провались ты к черту! Скажи безумцу правду в глаза — он и смотреть на тебя не захочет! Клянусь душой, если сейчас проткнуть ему пятку копьем, из нее вытечет больше мозга, чем из го­ловы! Погоди, уж я похлопочу о том, чтобы Семпронио с Селестиной тебя обчистили! Ах я горемычный! Всему виною моя честность. Подлецы наживаются, а я, честный, пропадаю. Таков свет! Пойду ж и я за остальными, раз предателей считают умниками, а верных — глупцами. По­верь я Селеетине, у которой шесть дюжин лет за плечами, не обошелся бы Калисто со мной так дурно! Но это мне урок на будущее. Теперь он скажет «закусим!» — я тоже; захочет разнести весь дом — согласен; а сжечь — сам по­дожгу! Круши, рви, бей, ломай, отдавай сводням добро — я свою долю получу, раз говорится: в мутной воде рыбо­лову удача. Но лису дважды в один капкан не заманишь.

Действие третье

Содержание действия третьего

Семпронио идет к Селестине и бранит се за медлительность. Оки начинают обсуждать, каким способом све­сти Калието и Мслибею. Наконец появляется Элисия. Селестина направляется к дому Плеберио, Семпронио и Элисия остаются дома.

Семпронио, Селестина, Элисия.

С е м п р о н и о. Ну, бородатая, не легка ты, видно, на подъем! Когда шла сюда, не так волочила ноги! Кто деньги получил, тот и руки сложил! Эй, сеньора Селестина, не очень-то ты торопишься!

С е л е с т и н а. Зачем пришел, сынок?

С е м п р о н и о. Да наш больной сам не знает, чего хо­чет. Сам собой недоволен. Как на горячих угольях сидит. Боится, что ты будешь небрежна, проклинает себя за то, что по скупости и мелочности дал тебе так мало денег.

С е л е с т и н а. Нетерпение — верная примета влюблен­ного! Любая задержка для него — мука. Всякая отсрочка — не по вкусу. Он хотел бы в один миг осуществить все свои желания, чтоб они исполнились, еще не зародившись. А уж эти новички-влюбленные так и летят на любую приманку, не думают они, какой вред принесут все эти хлопоты им самим и их слугам.

С е м п р о н и о. Слугам, говоришь? Тебе кажется, мы можем пострадать на этом деле и обжечься на искрах от пламени Калисто? Да пошел он к черту со своей любовью! При первой же неудаче в этом предприятии, не ем я больше его хлеба. Лучше потерять заработок, чем из-за него потерять жизнь. Время покажет, как мне поступить. Если что провалится в этой затее, мы поймем, что дом ру­шится. Как ты думаешь, матушка? Пора нам о себе поза­ботиться; а с ним — будь что будет! Не получит ее в этом году — так получит в будущем, а нет—хоть бы и вовсе никогда! Время все смягчит, все покажется сносным, как ни трудно было вначале. Нет такой раны, чтобы со време­нем боль не поутихла, нет такого наслаждения, чтобы от давности не уменьшилось. Добро и зло, богатство и нужда, счастье и горе — все со временем теряет ту силу, которая бурлила вначале. А восторги и пылкие желания, они-то уж едва пережиты, сразу позабыты. Каждый день мы видим и слышим какую-нибудь новость, проходим и оставляем ее позади. От времени она становится маленькой, незначи­тельной. Как сильно ты удивишься, если услышишь о зем­летрясении или о чем-либо подобном, а разве ты тотчас не забудешь этого? Или же сообщат: река замерзла, слепой прозрел, умер твой отец, туда-то ударила молния, Гранада взята