Секта с Туманного острова - [62]

Последний рапорт написала Эльвира. Читая его, София мысленно ее поблагодарила.

– Я так и знала! Катарина ничуть не изменилась после прыжка. Теперь она жалуется на Освальда. Посмотри. Ей самое место на «Покаянии».

Буссе, прочтя, покачал головой.

– Да, верно. Я поговорю об этом с Освальдом.

При разговоре их София не присутствовала, но он явно состоялся, поскольку двумя днями позже она увидела Катарину в красной кепке вместе с Мадлен возле хлева. Они кормили поросят – последнее пополнение поместья. Софии пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

«Теперь можешь вместо меня пялиться на свиноматок», – подумала она, слегка устыдившись своего злорадства.

Она видела, что Катарина ее заметила, но та уклонилась от взгляда Софии и сразу уставилась в землю.

* * *

Пока я его жду, проходит целая вечность.

Вдруг вижу силуэт, двигающийся через двор. Быстрой, неровной походкой. Даже отсюда я чувствую его раздражение.

Он думает, что это ошибка, дурная шутка, обман, что угодно, только не правда. Я его потревожил, и ему хочется лишь, чтобы это уже закончилось. Получить подтверждение тому, что и так знает, – что это не я. Вернуться к тому важному, чем он там занимался.

Но он все-таки вышел.

Я сразу понимаю, что мое письмо он получил.

Он знает, кто я такой. Но не знает, что у меня в рюкзаке.

Свет от будки охранника освещает его лицо. Он сейчас выглядит старше, чем когда я видел его в последний раз. На лице морщины, глаза потухшие, как у алкаша. Загорелый, но усталый и потрепанный.

В этот момент я ничего не чувствую. Ни ненависти, ни любви. Ни презрения, ни восхищения.

Он останавливается. Смотрит на меня с расстояния. Нас разделяет железная решетка ворот. Он подходит ближе и берется за нее. Таращится на меня, будто я привидение.

– Ты же умер, – говорит он.

Его первые обращенные ко мне слова. Моего отца.

24

Все-таки присутствовало в здешней жизни нечто магическое. Все могло измениться буквально за секунду. Будто они скакали по волнам. Каждый раз, когда оказывались на вершине огромного гребня и их вот-вот должно было ударить о скалы, что-нибудь происходило. Ветер стихал, море успокаивалось. Вновь. А в последние недели в усадьбе поистине штормило. Правила Освальда быстро стали законом. Наказания раздавались непрерывно. Куча рапортов на письменном столе Буссе росла. Освальд приходил в ярость быстрее, чем когда-либо.

Рабочие дни были длинными, а сон стал роскошью. Несмотря на регулярную усталость, София часто лежала по ночам, размышляя. Сомневалась в том, что хочет здесь оставаться. Такие мысли вызывали у нее ощущение вины и постоянный страх, что Освальд заметит: с ней что-то не так. В то же время какой-то голос у нее в подкорке говорил, что все снова будет хорошо, в точности как вначале. Ведь бывали и прекрасные моменты – к примеру, когда Освальд говорил, что с работой справляются только он и она. Массировал ей усталые плечи. Называл ее жемчужиной. И еще существовал Беньямин, с которым ей не хотелось расставаться, но который никогда не предаст Освальда и не покинет остров вместе с ней. Получалось сложно.

«Всему виной проклятый недосып, – думала София. – Когда мы сможем спать по ночам, станет лучше». Но в распорядке дня Освальда полноценного сна для них, похоже, не предусматривалось.

Он сделался безумно раздражительным, и чем более пустяковым был рассердивший его проступок, тем вульгарнее становилась его манера выражаться. «Ты можешь сказать этой скотине повару, чтобы он прекратил совать в мою рыбу петрушку?» Или: «В следующий раз, когда Буссе заявится сюда, воняя потом, пни его в задницу».

После этого Освальд, казалось, целую вечность и без умолку распространялся о том, насколько конкретный член персонала ни на что не способен и некомпетентен. Временами он делал в своих тирадах маленькую паузу – ожидалось, что София будет его поддерживать, – но у нее иногда просто-напросто не хватало на это сил. Что тоже его основательно злило. «Не стой тут с открытым ртом, как дура…»

Вместе с тем Освальд мог, пожимая плечами, отмахиваться от более крупных происшествий – например, от затопления сарая. София перестала его понимать. Ясно было одно: должно произойти что-то, что опять поднимет ему настроение.

* * *

И вот однажды, после обеда, зазвонил телефон.

Она сразу узнала этот низкий, хриплый голос.

– София, Франц рядом с тобой?

– Здравствуйте, Кармен. Нет, его нет в офисе. Могу я оставить ему сообщение?

– Нет, лучше приведи его. Он в поместье?

– Думаю, да.

– Пожалуйста, скажи ему, чтобы он мне перезвонил. Понимаешь, у меня хорошие новости…

София редко посылала сообщения Освальду на пейджер, но это прозвучало как нечто важное. К тому же хорошие новости повредить не могли.

Освальд появился почти сразу. В последнее время, разговаривая по телефону, он стал пользоваться громкой связью и микрофоном. Говорил, что может получить рак мозга из-за излучения от мобильного телефона или наушников. Поэтому теперь София могла слушать все его разговоры. Она всегда притворялась, будто работает, но держала ушки на макушке.

Когда Освальд дозвонился до Кармен Гардель, та просто защебетала.

– Я нашла нам сторонника, Франц. Ты ни за что не догадаешься, кто это. Человек, о котором мы даже мечтать не могли.