Сексуальная жизнь наших предков - [92]

Я даже представить себе не могла, что…

В общем, рядом с конвертом, в котором я нашла завещание, лежал и другой, запечатанный. «Моей жене Аде. Открыть только в случае моей смерти. Никому не показывать. После прочтения сжечь», – гласил узнаваемый почерк мужа. Дата стояла та же, что и на завещании.

И что мне было делать? Я распечатала конверт. Мне бы не следовать инструкциям и сжечь эти страницы до, а не после прочтения... Некоторых вещей лучше не знать, они могут отравить вам жизнь. Как навсегда отравили мою. Как мне теперь смотреть в глаза Армеллине?

Армеллина. Да, эта наглая служанка, ни разу не проявившая ко мне и капли уважения – дочь моего мужа. В ней течёт та же кровь, что и в моих детях, она приходится им такой же сводной сестрой, как Танкреди – сводным братом, пусть никто из них и не подозревает об этом.

– Этого ещё не хватало! – изумлённо воскликнула Ада. – Армеллина! Поверить не могу!

– Ну, а что я тебе говорила? Теперь понимаешь, почему я остолбенела, прочтя этот кусок, и почему не хотела, чтобы дневник кто-нибудь видел? Читай дальше, и сама всё поймёшь. Осталось две-три страницы. Смотри, здесь есть оригинал письма: прабабушка не уничтожила его, а вклеила внутрь.

Ада вздохнула. Она ужасно устала, а глаза чесались, словно в них насыпали песка. В приоткрытое окно она увидела, как светлеет небо, возвещая приближение рассвета.

«И стоило ли не спать всю ночь, гоняясь за чужими секретами? – пришло ей в голову. – Разве не лучше было сразу сжечь к чёрту этот дневник, как должна была сделать бабушка с письмом своего мужа?»

– Давай, тётя Адита! Хватит витать в облаках! Хочешь, я сварю ещё кофе? Читай дальше!

Дорогая Ада!

я уже давно, задолго до того, как мы с тобой поженились, задавался вопросом, уместно ли раскрывать тебе эту тайну или стоит забрать её с собой в могилу. Никто, исключая тебя, об этом не знает, и мне бы хотелось, чтобы так было и впредь. Особенно это касается детей – ВСЕХ моих детей, как сыновей, так и дочерей: я не хочу, чтобы чувства, которые они питают по отношению друг к другу, изменились.

Почему же я не рассказал тебе этого раньше? Потому что ты по натуре недоверчива и подозрительна: уверен, прочтя моё завещание, ты снова подумаешь плохо о бедной девушке, от которой наша семья не видела ничего, кроме добра. Думаешь, я не заметил, что твоя враждебность к Армеллине порождена ревностью? Ты ведь подозреваешь её в том, что я был или даже остаюсь её любовником, и наверняка именно в этом свете станешь истолковывать мою щедрость по отношению к ней и то, что я выделил её среди других слуг.

Как ты знаешь, Ада, я никогда не был верным мужем и в целом этого не стыжусь. Может, твой отец был другим? Но вы с детьми и ты лично ни в чем не знали недостатка, а для меня имеет значение только это.

Я изменял тебе всякий раз, когда подворачивалась возможность, – даже не помню, как часто. Но с Армеллиной – нет. НЕТ! НИКОГДА! Разве я бы смог?

Признаю, я очень люблю женщин, я был прелюбодеем, донжуаном, нераскаявшимся бабником. Но инцест – нет. А Армеллина – моя дочь. И насколько я знаю, старшая дочь, мой первенец.

Ты ошеломлена этим признанием, дорогая моя Ада? Ты вышла замуж за мужчину за шестьдесят, вдовца с двумя детьми-подростками, изрядно поколесившего по миру, – и не думала, что он может что-нибудь скрывать?

Ты, конечно, захочешь узнать, как это произошло. Имеешь право.

Я был уже несколько лет женат на Лукреции и с нетерпением ожидал рождения законных детей, которым мог бы передать своё имя и состояние. Но все беременности моей первой жены, как ты знаешь, заканчивались неудачно.

Можешь себе представить, с каким ужасом я воспринял рождение здоровой и крепкой дочери-бастарда, плода мимолётной интрижки с юной работницей лесопилки. Ужасом и волнением, что это известие дойдёт до моей жены и её родственников, создав нашей семье уйму проблем. Впрочем, у девушки оказалось доброе сердце: она не собиралась раздувать скандала, понимая, что не может ждать от меня ничего, кроме денег на ребёнка, а в этой помощи я ей не отказывал. Через несколько месяцев на лесопилке случилась авария, и девушка скончалась, а родня, не зная, кто отец ребёнка, попросту отдала девочку в Воспитательный дом. Я вздохнул с облегчением, но не упускал дочь из виду даже после того, как Лукреция наконец подарила мне близнецов. Чтобы девочку по достижении восемнадцати лет не отправили, как это было принято, из Воспитательного дома служанкой в какую-нибудь семью, я пообещал предоставить девочке приданое «от анонимного благотворителя».

Когда ей было всего пятнадцать, мне стало известно, что она попала в карцер за непристойное поведение. Не тебе судить её, Ада. Ты была счастлива под защитой любящей семьи, Армеллина же пострадала от насилия со стороны служащего Воспитательного дома. Всё случилось против её воли, тому у меня есть достоверные свидетельства. Тем не менее она забеременела. Сыграв роль «анонимного благотворителя» несколько раньше, чем предполагал, я заплатил старой прачке, которая приютила её и помогла в родах. Но видимо, в те дни моя кровь притягивала несчастья: Лукреция, снова беременная, умерла, как ты знаешь, после долгих и мучительных схваток вместе с младенцем. Это случилось всего за день до того, как Армеллина произвела на свет существо, которому не суждено было выжить и которое плакало, словно плод самого священного и счастливого из браков.