Сексуальная жизнь наших предков - [72]

На грудь мою; напрасно я взываю

О милости, я милости не чаю.

Занёс десницу надо мной злодей

И, ослабевшему от пораженья,

На землю без движенья

Поверженному, дерзостно грозит^[68].

Таким был или, во всяком случае, казался сейчас Джулиано: смертельно усталым, измученным, опустошённым, как будто по нему пронеслось стадо бизонов, не убив, но переломав все кости, оторвав конечности и растоптав сердце.

Ада никогда бы не подумала, что такой уравновешенный человек может так сильно страдать из-за любви, в которой добился взаимности. «Я никогда так не любила. А, может, никогда и не смогу», – подумала она. Интересно, достоинство это или недостаток? Сознательно доведённая до крайности самозащита, сказал бы, наверное, психоаналитик. И в чём же причина? В том, что её бросил Фабрицио? Или в детской травме из-за того, что родители погибли под бомбами? Или во врождённой холодности характера? Как там говорила Дария? «Единственный, ради кого ты готова обуздывать своё безумие – твой дядя Танкреди». Но от дяди Тана Ада никогда не получала ни душевных травм, ни угроз, только тепло и защиту.

По-видимому, ментальная связь, некогда заставлявшая их с Джулиано радостно и удивлённо переглядываться, ещё действовала, потому что именно в этот момент он, собрав все силы, заставил усталое лицо растянуться в улыбке и поинтересовался:

– Как там дела в Доноре?

– Неплохо, – ответила она. – О нас они пока ничего не знают, но рано или поздно придётся им сообщить. Дядя Тан расстроится, он тебя любит.

Джулиано склонился над тарелкой:

– Не усложняй всё ещё сильнее, пожалуйста. Я тоже его люблю. И тебя, Ада... Ты даже не представляешь, насколько я тебя люблю. Если бы только это было возможно...

– Что именно? Вернуть всё назад? Или избежать выбора между мной и этой?.. Ты уже выбрал, и я, по крайней мере в этом плане, тоже выбрала. Хватит. Давай закроем вопрос здесь и сейчас, без злобы и ненависти, как цивилизованные люди.

– Да, ты права. Именно поэтому я и хотел тебя увидеть. Я волновался, как ты там.

– Нормально. Вся в работе. И одна...

– Тебе что-нибудь нужно? С деньгами проблем нет? Я мог бы...

– Нет-нет, ты прекрасно знаешь, у меня всё есть.

Они всегда сами оплачивали свои расходы, считая это делом чести. Того, что Ада зарабатывала в университете, ей хватало, плюс каждые три месяца дядя Тан присылал ей немного денег, называя это «небольшим вкладом в поддержку твоей независимости». Джулиано оставалось позаботиться только о коммунальных платежах, поскольку квартира принадлежала ему безраздельно, и о зарплате синьоры Тильды, приходившей убираться и два раза в неделю относившей белье в прачечную.

Вот, кстати, проблема, которую нужно решить, подумала она. Готов ли Джулиано по-прежнему выделять на это деньги или придётся её уволить? И за какое время нужно предупреждать? Синьоре Тильде уже почти шестьдесят, ей непросто будет найти другую работу. Может, стоит дать ей выходное пособие или какой-нибудь дорогой подарок? Оба очень ценили старушку.

Удивительно, чего только люди не обсуждают во время своей последней встречи! Но повседневная жизнь вообще состоит из таких банальных, совершенно не романтичных вещей.

Словно и в этот раз прочтя её мысли, Джулиано кивнул:

– Да, Ада, я хотел сказать, что ты можешь оставаться в этом доме так долго, как только пожелаешь. И кстати о синьоре Тильде – я решил, что буду платить ей, пока она не выйдет на пенсию. Но там, где я сейчас живу, её услуги мне не нужны.

– У твоего друга-адвоката?

– Значит, ты уже в курсе. Кто тебе сказал?

– Дария. Она всегда все знает. Хотя я предпочла бы услышать это от тебя.

– Ты права. Но это временное решение. Я сейчас ищу себе другую...

– ...слушай, зачем тебе что-то искать? Квартира на виа дель Олмо твоя, я освобожу её в течение недели. А как только закончатся экзамены, поеду в Донору. Вещи могу сложить в гараже у Дарии, он все равно стоит пустой.

– Нет, Ада, даже разговора быть не может. Я не могу выкинуть тебя на улицу – уж точно не после пяти совместно прожитых лет. Как ты вообще могла о таком подумать?

– Спасибо. Но я не хочу оставаться на виа дель Олмо. Через пару месяцев съедут жильцы, и я вернусь в свой дуплекс. А потом, если выиграю конкурс, ещё не известно, куда меня пошлют. Может, в Козенцу или в Триест.

– Ох, прости, а я ведь даже не спросил. Какие у тебя перспективы?

Ада пожала плечами: оба знали, в этой игре всё решают большие шишки. Да, научный руководитель крайне заинтересован в её успехе, но о других коллегах этого никак не скажешь. Риск велик, хотя она знала, на что идёт, когда решила променять должность лицейского преподавателя на исследовательскую работу.

– Нет, правда, Джулиано, я всё равно не смогу там жить. Буду признательна, если оставишь мои вещи до Рождества. А с января можешь вернуться, один или с... с той, о ком думаешь, черт бы тебя побрал!

Слезы вдруг хлынули у неё из глаз. Официант, который как раз нёс им бутылку вина, смутился и направился к другому столу.

– Не надо, – вполголоса попросил Джулиано.

– Прости, действительно, не стоит, – она хлюпнула носом и утёрла лицо салфеткой. – Мне кажется, больше нам не о чем говорить.