Секс, магия и психоделия - [12]

Происходит ли нечто уникальное в телесном плане, или это «всего лишь» психологический эффект? Пока ощущения были поистине ошеломительны для участников, какой смысл задавать подобный вопрос? (В конце концов, довольство, мужество, оживление и прочие положительные качества также могут быть объяснены как «всего лишь» психологические эффекты).

Но, возможно, мы слишком забегаем вперёд. Широкая публика, и более того, скептически настроенные психиатры, будут достаточно твёрдо убеждены, что редукция сознания к габаритам пениса точно должна была быть галлюцинацией, что испортит весь этот опыт. Здесь граница между мирами «обывателей» и наркоманов кажется непреодолимой. Наш курильщик гашиша, если он хорошо ориентируется в психоделической философии, будет отрицать, что его ощущения являли собой галлюцинацию.

Он обратит наше внимание на то, что наше представление о том, что сознание находится в голове, для нас создало общество, оно не является врождённым. Китайцы, скажем, считают, что сознание находится в солнечном сплетении: иероглиф, который мы переводим как «разум», изображает сердце и почки. Индийские йоги верят в то, что сознание можно переместить куда угодно, и каждый день упражняются, перемещая его из пятки в голень и далее к колену, вниз и вверх в переделах торса, внутрь головы и наружу и так далее. И он добавит, что любое убеждение насчёт того, что эти два многочисленных народа, число людей в которых составляет практически треть человеческой расы, галлюцинируют — достаточно местечковое убеждение.

А ещё он может и прибавить, что весь наш скептицизм стоило бы проверить путём небольшого эксперимента на самих себе. А наш страх перед подобным опытом, предположит он, показывает, насколько сильно в нас остаточное влияние пуританства. Западное общество, по крайней мере со времён святого Павла, склонялось к тому, чтобы рассматривать секс как нечто более или менее заслуживающее сожаления, и именно эта традиция заставляет настолько многих из нас считать восточное внимание к подробностям упадничеством, честность в эротическом искусстве порнографической, а вещества, улучшающие сексуальную жизнь — влекущими за собой вырождение или внушающими иллюзии. Последнее утверждение, как ни крути, это способ избавиться от искушения — путём объявления его несуществующим.

Курильщик анаши стал более «открытым», но необязательно более наивным.

Впрочем, самые полезные наркотические опыты, возможно, те, что подходят под классическое описание из дзэн-буддийского высказывания о смене состояний ума во время йогического созерцания: «Сначала горы — это горы, а долины — это долины, затем горы уже больше не горы, а долины — больше не долины, а в конце концов горы — это снова горы, а долины — это снова долины». То есть процесс избавления от обыденного восприятия на одном уровне глубоко познавателен, даже если в конце этого процесса возвращается то же самое восприятие. Во время того, как человек деконструирует эти способы восприятия и собирает их заново, он узнаёт нечто очень ценное о собственном разуме. Доктор Джон Лилли называет это «метапрограммированием человеческого биокомпьютера», и отмечает, что это даёт человеку гораздо большую свободу в выборе между дальнейшими каналами. Разница здесь примерно такая, как между человеком, который не знает, как переключать каналы своего телевизора и каждый вечер вынужден смотреть один и тот же канал, и человеком, который может переключить канал и попробовать посмотреть другой.

Нужно добавить, что некоторые из других каналов, как скромно выражается доктор Лилли, «несут возможность летального исхода». Конечно же, это то, что стоит за нашей обычной преданностью общепринятым каналам — обычным ощущениям, обычным чувствам, обычным уровням осознания. Как только некто выходит за те пределы, что были избраны эволюцией и историей общественных отношений в качестве «относительно безопасных рамок», его жизни начинает угрожать опасность. Некоторые из сидевших на кислоте убили себя, чтобы не встретиться лицом к лицу с каналами, на которые они неумышленно «настроились».

То, что Власти твердят об этом, ни на йоту не воспрепятствовало наркотической революции, потому что поиск приключений и риска для нашего вида является врождённым, в особенности у молодёжи. Кроме того, все экспериментирующие с веществами знают то, что Власти никогда не признают: многие из альтернативных каналов благотворны, невероятно чарующи и даже восхитительны.

Навряд ли эта книга сможет положить конец этому извечному спору между консервативными Властями и жаждущей приключений молодёжью. Всё, чего я могу попытаться достичь на разумных основаниях, рассматривая в основном сексуальный аспект наркотической революции, это пролить немного света на эти «благотворные, невероятно чарующие и даже восхитительные» стороны альтернативных каналов и альтернативных способов восприятия, которые создают некоторые вещества. Это должно по меньшей мере дать возможность широкой публике в какой-то степени понять мотивацию тех, кто становится частью наркотической революции, которую никак не назовёшь безумным маршем к саморазрушению, как это делают её самые ожесточённые критики.