Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - [80]

Тедди безуспешно пытался меня утешить. Шли дни, потом недели. Однажды ночью я не выдержала и решила позвонить Сэлли. Трясущимися руками набрала номер, долго слушала длинные гудки, но никто так и не ответил.

Восток. Май 1958

Глава 19. Муза. Посланница. Мать

Я проснулась и увидела стоящего рядом Митю.

– На улице перед домом кто-то есть, – прошептал он.

– Боря? Наверное, он опять ключ потерял.

– Нет, не он.

Я опустила ноги с кровати и некоторое время ходила босиком по комнате в поисках тапок.

– Иди в свою комнату.

Он не двинулся с места, и я надела халат.

– Митя, ложись в кровать. И не буди свою сестру.

– Она тоже не спит. Вообще-то она первая услышала эти звуки.

Я не успела спросить, что именно они услышали, как на улице раздался громкий треск.

– Это с тополя ветка упала. Дерево уже давно засохло. Я говорила Боре, что его давно пора спилить… – произнесла я тихим голосом, стараясь не показывать своего волнения, но запнулась, услышав новый звук. На этот раз он был не громким, а каким-то сдавленным. Это точно не был звук упавшей ветки.

Потом раздался звук открывающейся и закрывающейся входной двери, и мы с Митей бросились в коридор. Около двери стояла Ирина. Она была босой, и ее белая ночная рубашка казалась немного синеватой в свете луны.

В моей голове промелькнула мысль о том, что дочь была уже практически взрослой.

– Ира, – сказала ей я, – закрой дверь.

Но она меня не послушалась и вышла на улицу.

– Выходите! – закричала она в темноту.

Митя тоже вышел наружу к сестре. Я попыталась схватить его за подол ночной рубашки, но он его выдернул.

– Покажитесь! – крикнул Митя взволнованным голосом.

Из-за поленницы дров, сложенных у стены дома, раздались звуки. Дети мгновенно вернулись в дом. Я быстро захлопнула и заперла за ними дверь, а также покрутила ручку, чтобы удостовериться, что дверь заперта.

– Это они, – сказала Ира. – Я знаю.

Она прислонилась к стене и уже выглядела не как прекрасное, чудное видение, а как испуганный ребенок.

– Кто? – спросила я.

– Вчера за мной от станции до дома шел мужчина.

– Ты уверена? А как он выглядел?

– Так, как все они выглядят. Как выглядели те, кто тебя увез.

– Я их тоже видел, – произнес Митя. – Они наблюдают за мной сквозь ограду вокруг школы. Двое, иногда трое. Но я их не боюсь.

– Не говорите глупостей, – сказала я, хотя не считала, что дети что-то придумывают. Митя действительно часто мог преувеличить. Как говорил Боря, у Мити было «здоровое воображение». Митя мог много чего рассказать: о том, что он спас девочку из своего класса от волка, забредшего на детскую площадку, или то, что он съел волшебное растение, после чего стал прыгать выше автобуса.

Но в правдивости этой истории я не сомневалась.

Роман «Доктор Живаго» напечатали в Италии уже полгода назад. С каждой новой страной, в которой появлялся перевод романа: Францией, Швецией, Испанией, Западной Германией, – я чувствовала, что за нами все более внимательно начинают наблюдать. Перевод романа печатали за границей, и возникал вопрос, почему он не публикуется на родине автора. Официально государственные органы не объявляли свое отношение к этому роману. Но государство не могло бесконечно игнорировать происходящее. Я знала, что рано или поздно реакция последует.

Я никогда не разговаривала с детьми о мужчинах, сидящих в черных автомобилях недалеко от нашего дома, и мужчинах, которые на расстоянии следовали за мной каждый раз, когда я ездила в Москву. Я ждала, пока эти мужчины сами сделают первый шаг.

Я не хотела тревожить детей. Я закрывала занавески на окнах, говоря, что у меня болит голова. Запирала входную дверь, утверждая, что в соседский дом забирались подростки. Я была в клубе собаководов и узнавала на счет приобретения овчарки, объясняя это тем, что хочу научить сына быть ответственным и ухаживать за собакой.

Но детей было невозможно обмануть, они уже были слишком большими. Они не верили моей натянутой улыбке и словам. Они видели, что мои руки дрожат, а под глазами проступают синяки.

Я говорила с Борей о том, что боюсь, но в то время его больше волновал поток писем, которые направляли ему со всего мира читатели его романа.

Разными окольными путями ему доставляли вырезки из иностранных газет с лестными рецензиями на роман, а представители иностранных СМИ просили дать интервью. После выхода романа на Западе Боря почувствовал себя востребованным, и в этой ситуации мне приходилось делить его не только с женой, но и со всем миром. В последний раз я говорила с ним о моих страхах на прогулке вокруг озера Измалково. Тогда Боря размышлял о кандидатуре переводчика, который переведет его роман на английский. На вопрос о том, стоит ли мне покупать овчарку, он ответил, спросив, надо ли, по моему мнению, включить в английское издание перевод стихотворений в конце романа.

– Издатели говорят, что нахождение рифмы в английском языке может отвлечь читателя от смысла, – сказал он.

Его волновал только роман. Он не думал о том, как государство будет реагировать на его растущую на Западе славу, и не думал ни о своей, ни о моей семье. Для него роман был важнее его собственной жизни. В первую очередь он думал о своей книге, и я почувствовала себя идиоткой из-за того, что не поняла этого раньше.