Секретная служба Великобритании. Из истории тайной войны - [40]

БОЧОНОК «ЧЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА»

Несмотря на свои несогласия, Берли и Уолсингем вполне единодушно считали совершенно необходимым разделаться, наконец, с «гадюкой» — Марией Стюарт. Но подвести под топор палача пленницу, которая как-никак была королевой и добровольно отдалась в руки своей родственницы, можно было не иначе, как добыв безусловные, неопровержимые доказательства ее участия в заговоре, и притом непременно в заговоре, ставящем целью убийство Елизаветы. А как получишь такие доказательства, если пустить этот заговор на волю волн? Завлечь Марию Стюарт в заговор собственного производства, решили Берли и Уолсингем, значительно верней и надежней. Оставалось осуществить задуманное, и за это взялся Уолсингем с присущими ему умением и знанием дела. Конечно, только замысел должен был принадлежать шефу английской секретной службы, исполнителями могли стать лишь доверенные лица Марии Стюарт. Многих из них нельзя подкупить, ну что же, тем лучше! Не ведая того, что творят, они с тем большей естественностью будут играть порученные им роли и потом не сделают каких-либо неудобных признаний на суде.

После раскрытия заговора Трокмортона Мария Стюарт была переведена в январе 1585 года в мрачный замок Татбери в Стаффордшире, а ее стражем стал суровый пуританин сэр Эмиас Паулет, одно время бывший английским послом во Франции и хорошо знакомый с приемами тайной войны. Правда, в Татбери за шотландской королевой еще сохраняли ранее предоставленное право переписки с французским послом, разумеется, под строгим контролем ее тюремщика. В марте 1585 года Мария получила по этому официальному каналу письмо из Парижа от Томаса Моргана, который был посажен французскими властями по требованию Англии в Бастилию за организацию заговоров против королевы Елизаветы. Морган предостерегал Марию в отношении Паулета — его давно знали в Париже в качестве ловкого разведчика.

Явившись 18 апреля 1585 г. впервые к пленнице, порученной его охране, Паулет попытался разыграть роль простака.

— Всегда лучше всего действовать в открытую, — заявил он.

— Я предпочитаю поступать именно так, — ответила ему в тон Мария Стюарт.

— Меня ничто не заставит нарушить мой долг — ни надежда приобрести выгоды, ни опасение потерь.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Если вы желаете посылать письма в Лондон или в любое другое место, прошу передавать их мне. Я позабочусь о том, чтобы они были доставлены по назначению и чтобы, если вы этого пожелаете, на них были получены ответы.

— Было время, когда я искала посторонней помощи для пересылки писем. Однако теперь я нахожусь в более хороших отношениях с королевой, моей сестрой, и не нуждаюсь в такой помощи. Вам не придется жаловаться на какие-либо из моих поступков, сэр Эмиас.

Это был скорее обмен обычными вежливыми фразами, неизбежными формальностями, чем надежда ввести в заблуждение противника. Обе стороны были для этого слишком опытны и хорошо знали правила игры.

Паулет стал с каждым месяцем усиливать строгости и ограничения, вплоть до запрещения слугам Марии гулять вдоль стен замка или гонцу, доставлявшему почту, привычно извещать звуком рожка о своем прибытии. Сэр Эмиас стремился следить за каждым шагом своей подопечной. Часами вместе с женой не отходил он от окон комнаты, из которых можно было видеть каждого, кто приближался к замку. Паулет самолично каждый день инспектировал шотландцев — слуг своей пленницы, внимательно пересчитывал их за обедом и ужином, дабы никто не имел возможности ускользнуть с тайным посланием. Сэр Эмиас не обошел своей подозрительностью и окрестных католиков. Отношения между тюремщиком и королевой стали вскоре открыто враждебными. Непреклонного пуританина нельзя было пронять ни просьбами, ни слезами, ни вспышками гнева.

Единственное, пожалуй, в чем сходились сэр Эмиас и Мария, была их неприязнь к замку Татбери — холодному, сырому, лишенному самых элементарных удобств. Зимой он стал бы вовсе непригодным для жилья. На жалобы и запросы сэра Эмиаса из Лондона был получен ответ. Паулет получил разрешение подыскать неподалеку два дома — один для Марии Стюарт и ее слуг, другой — для него самого и подчиненной ему стражи. Среди зданий, которые осмотрел для этой цели сэр Эмиас, он счел подходящим дом, который принадлежал дворянину сэру Джону Джифорду, арестованному за приверженность католицизму. Паулет в своем рапорте в Лондон подробно описывал преимущества, которые отличали владения мистера Джифорда, — удобные апартаменты, отличный фруктовый сад, окруженный оградой парк, вблизи лес, из которого легко подвозить дрова. Паулет не забыл упомянуть превосходное пастбище для скота и даже голубятню. В его письме не было лишь ни слова о том, что у хозяина дома — Джона Джифорда был сын по имени Джилберт, обучавшийся во Франции и находившийся в дружеских отношениях со святыми отцами из «Общества Иисуса». Впрочем, быть может, в это время Паулет был еще не в курсе похождений Джифорда-младшего. Тем более что не вполне ясно, был ли осведомлен о них тогда сам сэр Френсис Уолсингем.

Нелегко выяснить, когда установились связи между королевским министром и молодым католическим джентльменом из Стаффордшира. Некоторые данные, как мы убедимся, свидетельствуют, что это произошло в самом конце декабря 1585 года. Однако, когда речь идет об Уолсингеме, не следует придавать решающего значения даже, казалось, внешне самым убедительным доказательствам, и возможно, что близкое знакомство этих лиц относится к значительно более раннему времени. Против этого, правда, говорит молодость Джифорда — в 1585 году ему исполнилось лишь 24 года. И хотя это был, как мы убедимся, очень шустрый мужчина, такие нередко становятся шпионами-двойниками уже на школьной скамье.