— Ромка, Ромка! — кричала Нюта.
Ромка поднял глаза, но не улыбнулся, не вскрикнул от радости, а лишь глянул на Нюту, словно впервые видит.
— Я же Нюта, Нюта! — твердила девочка. — Ну помнишь, Ромка…
— Я не Ромка, — ответил Ромка. — Дяденька, христа ради, сироте бездомному… — потянулся он к проходящему рядом солдату.
— Пошёл вон, — ругнулся солдат.
Даже не взглянув на Нюту, мальчик прошёл мимо.
У Нюты подкосились ноги. Она хотела закричать, снова окликнуть Ромку, но не смогла. Налетевшая обида цепью сковала Нюту. Резко повернувшись к избе, девочка вбежала во двор, влетела в раскрытые ворота сарая, упала на сено и горько заплакала.
«ЭХ, РОМКА, РОМКА!»
Эх, Ромка, Ромка! До позднего вечера Нюта пролежала на сене. Обида проходила медленно, туманила мысли. Хотелось ни о чём не думать, а просто лежать и плакать.
И она лежала, то затихая, то опять всхлипывая.
«Да что я лежу, — вдруг подумала Нюта. — Ромка и не хотел меня вовсе обидеть. Просто так само оно получилось. От неожиданности. Мальчишки — они с самолюбием. Застыдился, конечно, Ромка. Дура, дура», — ругала себя Нюта. Она покраснела, стало совестно за себя.
«Надо догнать, всё объяснить, успокоить Ромку», — прыгали у Нюты мысли. Она представила, как вместе с Ромкой они проберутся к красным (ведь красные рядом!), как явится на «Гавриил» («Эх, и пойдёт же Ромке морская форма!»), как будут вместе они сражаться и бить ненавистных белых. («Как Виров, комендорами будем», — опять о своём подумала девочка.)
Она вскочила, бросилась к выходу и столкнулась с хозяйкой.
— Куда ты?
Нюта остановилась.
— Я-то… мне-то… — начала девочка. «Что бы сказать?» Сказала просто, к чему выдумывать: — Мальчик тут… Просил подаяние…
— Ох, ох, — всплеснула руками хозяйка. — Убили его офицеры. Он оттуда, от красных. Он пулемёты, солдат считал, — тараторила женщина. Такое-то малое. Словно мой Вася. Годов-то ему с тринадцать. О господи, что же оно творится!
Перед глазами у Нюты всё пошло кругом.
— Да что ты, родимая! — вскрикнула женщина.
— Ромка, прости меня, Ромка, — сквозь слёзы шептала Нюта.
ВЕРНУЛСЯ
Ночь. Нюта пробирается к краю села.
Тут за овражком в гору идёт дорога. Там за горкой всего в четырёх верстах другая стоит деревня. В ней находятся красные. Ромка от них пришёл.
Выходить из села опасно. Караулы кругом стоят. Нюта крадётся вдоль изб, огородами. Вот и овражек. Вот и бугор. Эх, не сбиться бы только с дороги!
И вдруг:
— Стой, кто идёт?!
Замерла Нюта. Людей не видно. Темень со всех сторон.
— Стой! — послышался снова голос.
Лязгнул затвор винтовки — где-то рядом, шагах в двадцати. Глянула Нюта: сквозь темноту прорезался поднявшийся в рост человек.
Рядом другой.
Пригнулась Нюта — и в горку что силы.
Ба-бах, — грянул выстрел.
Ба-бах, — грянул второй.
Свистнули пули. Одна над ухом жикнула, словно пилой. Другая ударила в землю. Нюта бросилась в сторону. Снова два выстрела.
Потом ещё два. Но пули пошли правее. Укрыла девочку ночь-темнота.
В штабной избе у красных словно бы ждали Нюту. Командир не ложился спать. Он молча выслушал девочку.
— Значит, одно орудие, три пулемёта. На колокольне один из них. Так. Беляков, говоришь, насчитала шестьсот и сбилась. Так. Красноармеец Задорнов расстрелян. — Командир опустился на лавку.
Только теперь Нюта заметила, что сам командир годами чуть ли не с Ромку. Такой же безусый. Такой же вихрастый. Такой же задорный вид.
— Значит, расстрелян, — опять повторил командир и сжал в кулаки ладони.
— У белых одно орудие, три пулемёта, — передавалось в ту ночь от бойца к бойцу.
— Молодец! Выходит, разведал, вернулся наш Ромка?
— А как же. Выходит, что так!
«ВПЕРЁД, НА ЯМБУРГ!»
Утром красные ворвались в село и разбили белых.
Ромку хоронили с военными почестями. На холме, при дороге. Место сам командир указал.
— Мы хороним молодого бойца, — говорил он на митинге. — Молодого героя. Мы выбрали это место на высоте, ибо шёл он к великим целям. Мы оставляем его у дороги, ибо дело наше ещё в пути. Погиб разведчик, юный боец. Но жизнь не проходит даром. Мы опускаем головы над этой могилой, но лишь для того, чтобы гордо и смело их снова поднять над миром. Мы приспускаем свои знамёна, но лишь для того, чтобы с новой силой взметнуться им в небо. Погиб наш товарищ. Но мы не скажем ему «прощай». Мы крикнем: «Ромка, вперёд на Ямбург!»
Потом раздалась команда: «На караул!» Потом над строем поднялись винтовки. Грянул прощальный залп. Наступила резкая тишина. Минута молчания. И вдруг, словно штык пропорол немоту, нарастая, пробилась песня:
Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
Красноармейцы построились. Тронулся первый ряд, второй, третий. Взбилась дорожная пыль. У могилы осталась Нюта.
Девочка опустилась на придорожный камень. Сидела долго-долго. Не шевелясь, словно застыла. И лишь слёзы — живые бусинки одна за другой ползли по щекам у Нюты и срывались на землю огнём-капелью.
Свечерело. Девочка поднялась. Ещё раз посмотрев на холмик, она повернулась и быстрым шагом пошла к селу. Быстрым, почти бегом.
