Секретная почта - [27]

Поглядывая на Эляну, Даниэлюс признавал все доводы Тамошюса. Где же тут спорить, когда на тебя устремлены два глаза, словно спелые вишни!

А девичьим глазам было на что дивиться!

Эляна и раньше примечала, как пригожий молодец проезжал, ухватившись за огромный руль, улыбаясь и что-то напевая. Грузовик вихрем проносился по деревенской улице, дребезжали стекла в избах, земля тряслась… Как разгонит смельчак свою машину — кажется, подхватит он крылом придорожные березки и взлетит в самые облака.

Подумает об этом Эляна и вдруг пугается —. Не дай бог, еще что-нибудь с ним стрясется!

Заслышав громыхание грузовика, она выбегала на дворик. Долгим взглядом провожала окутанную облаком пыли машину. А совсем недавно Даниэлюс в школе пугал младшеклассниц — швырял в них головастиками, цеплял на спины репьи…

Теперь Даниэлюс уже не шалопай, а прославленный водитель. Про него даже раз в газете писали. Это они вдвоем с механиком Акулёрайтисом отремонтировали какую-то повозку на резиновом ходу, прицепили ее к грузовику, и получилось вроде поезда. Вдвое больше зерна забирает. Правда, Даниэлюс теперь уже не мчится с такой быстротой — прицеп надо тащить осторожно. Но зато над крылом машины — палочка, а на палочке — кумачовый флажок, возвещающий: едет передовик транспорта!

И вот однажды у хлева залаяла собака. Эляна выглянула в окно. И ах! — во двор вошел отец, а следом за ним — улыбающийся Даниэлюс. У Эляны затряслись руки, жарко запылали щеки. Она бросила в сторону вязанье, раскрыла настежь дверь, а потом опять села к столу и ухватилась за спицы. Не смела глаз поднять, а пальцы дрожали и не находили петелек…

Правда, Даниэлюс с отцом разговаривали только про охоту, про волков, про капсюли и войлочные пыжи… Но Эляна все равно чувствовала большую радость и вместе с тем какую-то оторопь.

Развалившись на табуретке, Тамошюс ладонью поглаживал выпяченную грудь и сипло бубнил:

— Коли ты выстрелил и волк лежит ничком, гляди: уши у него стоймя или нет? Коли уши прижаты — с ружьем незаряженным не подходи. Живой еще, бестия!

Вместе с Даниэлюсом Эляна охотно слушала про лесные приключения, которые казались ей необыкновенными, хотя, по правде говоря, в эту минуту она думала не о подстреленном волке, ляскающем зубами, а о живом, пышущем здоровьем Даниэлюсе.

Потом их взгляды стали встречаться всё чаще, и оба привыкли читать в них многое. Оставаясь один, Даниэлюс пел, норовя как-нибудь вставить имя Эляны, Лены. Иногда от этого страдал песенный размер, но паренек, как опытный музыкант, сам вносил исправления. Так получилась песня про красотку Лену. Так зародились и другие песни Даниэлюса, трогательные и веселые.

…Даниэлюс прочистил смазанный ствол, размотал с шомпола паклю. Фланелевой тряпицей от истрепанного теткиного платья протер курки, целик…

Сегодня к десяти обещал приковылять Тамошюс. В сторожке их ждут Акулёрайтис и другие. Лесник вчера приметил кабанов. Всем приятен запашок кабаньего окорока, а особенно молодым охотникам. Даже тетка, уходя помолиться, сказала:

— С пустыми руками не ворочайся, Даниэлюс… Без мясца в животе гудит, как в костеле от органа… А коли подстрелишь в лесу кабанчика, нам — большое подспорье.

Сегодня Даниэлюс чувствует себя бодрым и сильным. Подвернись только ему кабан с задранными клыками — он не моргнув уложит зверя. Ничего теперь Даниэлюс не боится. А Эляна первая узнает, какой он стрелок. Только Даниэлюс вспомнил о девушке — посуровевшее лицо снова смягчилось.

Одно сердило отважного Даниэлюса — сегодня у него всего два заряда на кабанов… Никак не возможно промахнуться… И вообще — придется нажать на дядюшку Тамошюса — пусть рассчитается полностью. Ведь нужен еще патронташ. Какой же это охотник без пояса, в котором не два, не четыре, а двадцать четыре гнезда для патронов!

Даниэлюс пальцами ощупывает свою талию. Вот с этого бока он бы засунул жаканы, а дальше — для зайцев, рядом — для куропаток, справа, чтоб легче вытащить, — картечь.

Парень взял на ладонь подарок Тамошюса — два заряда, будто крупные стручки, наполненные кусками черного свинца. Потом опустил их в ружье. Прошелся по комнате, прижимая двустволку к плечу и целясь. Эх, покажись ему кабан…

В сенях затопали, кто-то стряхивал снег, осторожно звякнул засовом. Даниэлюс стыдливо отложил ружье — еще чего доброго застанет его врасплох Тамошюс, как он балуется с двустволкой…

Кто-то зашел на кухню. Раздался грубый, незнакомый голос:

— Есть кто дома?

Даниэлюс подтянул шерстяные чулки и зашлепал на кухню. У порога, не снимая ушанки, стоял рослый, дюжий мужчина с черной как смоль бородой, в поношенном бараньем полушубке, высоких сапогах, на которые свисали замасленные ватные брюки.

— Здесь живет шофер Даниэлюс Кряуна? — спросил чернобородый, исподлобья глядя на парня.

У Даниэлюса в глазах потемнело. Полицейский Казлас… Тот самый, которого прозвали «Вермахтом»… Последний из банды, разгромленный этой осенью… Все помнят, как он тащил шкафы расстрелянных людей, волок узлы одежды с запекшейся кровью. А потом, когда немцы удрали, Казлас, будто бешеный волк, рыскал по лесам…

Даниэлюс Кряуна почувствовал, как спину обожгла внезапная боль, перехватило глотку, подкосились ноги… «Точь-в-точь такой, как люди рассказывают… И борода, и глаза… — мелькали обрывки мыслей. — Вот каков этот душегуб… Теперь за мной пришел…»