Секретная почта - [17]

Наконец трактор тяжело запыхтел возле самого порога, а потом выехал со двора… Грохот стал затихать. Моника припала к окошку и с грустью провожала машину, пока та не исчезла за березовой рощей.

Утром Моника встала с головной болью. Теперь она знает, что ей делать. Сегодня же она поедет на попутном грузовике кооператива до самого Паежериса. Надо Игнасу свитер отвезти, оставить харчей. Ведь он в чем был уехал и голодный… Теплота разлилась у нее в груди. Моника больше не сердилась, ей было лишь чего-то жалко.

Сборы были коротки. Но что это? Хочет Моника дверь отворить, толкает ее, а та ни с места. Экая чертовщина! Наконец, догадавшись, она распахнула окно и глянула в палисадник. Чего доброго этот сорванец Игнас дверь доской заколотил.

Выглянула в окошко и едва чувств не лишилась. Огромный, хорошо знакомый ей красный камень привален к самой двери.

— Господи, заживо похоронил!

Вмиг сняло всю нежность к Игнасу. Какой позор! Вся деревня надрываться от смеха станет! Начнут языками чесать!

Выплакавшись, бросилась к ближайшим соседям. Пряча улыбки, люди обошли огромный камень, похлопали его и сказали:

— Сила-то какая! И как он приволок этакий? Тут, милая, без полка солдат не обойдешься. И то как знать, сдвинут ли его. Без машины сюда и не суйся.

В полдень прибежали девушки за платьями. Моника выставила им табурет. Девушки, прыская от смеха, влезли в окно. Тем временем молодежи полный двор собралось. Кричат, свистят, подшучивают — ну просто от стыда хоть сквозь землю провались.

Моника тем же путем выпустила гостей, убрала табурет и окно завесила. Затаилась внутри, будто дома живой души нет.

А народу все больше прибывает — подойдут, поглядят и, столпившись у забора, толкуют.

Какой-то сельский грамотей даже историю вспомнил и рассказал старикам о рыцарских временах. Когда-то давным-давно рыцари заказывали своим мастерам особые пояса с замками. Опояшут они такими поясами своих жен, а сами рубить сарацин отправляются…

Слушая рассказ о рыцарях, старики смачно хихикали и толкали своих старух в бок. А те бранных слов не жалели в адрес бессердечного Игнаса. Кое-кто бросился за помощью к председателю сельсовета. Пригнать, мол, Игнаса этапом домой. Пусть уберет камень. Хватит мучить подругу жизни.

Председатель подошел к окну и долго барабанил в стекло, приглашая Монику выйти и при свидетелях изложить свою жалобу. Он-де тотчас же отправится в Паежерис и уймет хулигана.

Будто загнанная коза забилась Моника в чулан. Она хорошо слышала председателя, но не отозвалась и к нему не вышла.

Стемнело. Шум во дворе понемногу умолк, люди разошлись. Моника укуталась в платок и робко вылезла в окно. Бегом бросилась она со двора. Шла, избегая прохожих, выбирая непроторенные тропинки.

Люди рассказывали, что ночью приехал какой-то забулдыга на тракторе, сделал широкий разворот мимо деревни и потом исчез… А может, это был сам черт, который, как известно, бродит по ночам и с первыми же петухами исчезает?

Утром из трубы домика Моники вился легкий дымок. На росистой лужайке виднелся широкий след проехавшего трактора.

Ребята, прибежавшие во двор к Монике, были сильно разочарованы. Далеко отброшенный от порога камень лежал у дороги. Весело шелестела листва старой груши. Дети лишь издали поглядывали на созревающие плоды, однако ближе подойти боялись. Они знали, что в дупле дерева завелось большое осиное гнездо.

НИТЬ СУДЬБЫ

Если бы не заржавленный гвоздь на дороге, я бы, наверно, так и не услыхал этой житейской повести — одной из сотен тысяч…

В погожий солнечный день мне довелось ехать по Жемайтии к границе Латвии. Я выбрал незнакомый большак, по которому уже пробежала быстроногая ранняя осень. Ярко желтели верхушки кленов, пламенели кусты бересклета. Только акации, сохранив свою сочную зелень, свысока взирали на осинник, который, перепугавшись заморозков, побагровел и весь дрожал.

Внезапно мой маленький автомобиль самовольно свернул к обочине. Я обеими руками вцепился в баранку, но машину так и тянуло к канаве. В конце концов я затормозил у придорожной березы, чуть не в обнимку с шершавым стволом.

Весело булькал воздух, выходя из покрышки. Из передней шины я вытащил ржавый трехдюймовый гвоздь.

Только автомобилисты поймут меня. Чем залатать, чем заменить испорченную покрышку? Я стоял возле старой березы и вертел в руке этот гвоздь.

Мне бросился в глаза домик железнодорожного сторожа. Сторожка, каких у полотна — сотни: маленькая, желтая, с жестяной трубой. Кругом чисто подметено. Небольшое окошко глядит на сверкающие рельсы. Рядом голый ясень. Другие деревья еще шуршат листвой, а этот уже раздет донага.

Меня встретил сторож переезда Мажуолис. Невысокий коренастый мужчина средних лет. Из-под блестящего козырька темной форменной фуражки выбивались серебристые волосы. Глаза — светло-синие, с бодринкой и хитрецой. Он сразу смекнул, о чем моя забота, и посоветовал:

— Присядьте на лавочку, обождите. Машин теперь полно. Может, доктор проедет или с молочной фермы… А то еще кто-нибудь. Выручат скатом до городка.

Оглядев предательский гвоздь, сторож спокойно пояснил:

— Это вчера трактор избу в поселок перетаскивал да, видать, обронил.