Секретная миссия - [11]

Он вдруг резко взял Щасливкинда под локоть и впихнул в бесшумно подкативший к ним "мерседес". Из "мерседеса" кто-то метнулся к "Вольво", мгновение - и машины рванули с места, разлетевшись в разные стороны. На этот раз Дани и Щасливкинд сидели вдвоем на заднем сиденье. А водитель был несомненно арабом - веселым, белозубым, поющим арабом.

Несколько резких, с визжанием шин, поворотов, и "мерседес", вылетев на великолепную трассу Амман - Багдад, помчался со скоростью сто сорок километров в час в чужую ночь, в Ирак, в неизвестность...

- Ну что ж, - сказал Дани, - пора переодеваться.

Ужасно стыдясь и мучаясь от неудобства, Щасливкинд разделся до трусов. В область паха Дани приклеил ему крошечную плоскую коробочку, естественно, той стороной ее, где находилось острие, должное легкими покалываниями удостоверить честность русских мафиози. Или, наоборот, отсутствием покалываний удостоверить их полную бесчестность.

Новая одежда Щасливкинда оказалась копией одеяний духовных лидеров Ирана, занимающих светские должности: серая рубашка со стойкой, черные брюки и пиджак.

- Почему в моей одежде нельзя было?

- Твоя одежда раскрывает твой характер. А этот костюм не вызывает дополнительных вопросов. Не вызывает желания сблизиться. Не вызывает желания фамильярничать. Впору?

- Сшит на меня! Дани, а нет ли противоречия между этим костюмом и моей физиономией?

- Есть, но оно терпимо, тем более, ночью. И замечательно, что ты небрит. И круги под глазами. И страх на лице. Молодец!

- Да, выражение страха мне дается с огромным трудом. А на самом деле, петь хочется!

- Ты еще запоёшь! Обещаю. Кстати, какую песню ты любишь больше всего?

- Понятия не имею. В детстве плакал от пионерских, а сейчас - от сионистских.

- И я. - Дани смутился. - Седой, усталый, всё повидавший, а как услышу "Эйн ли эрец ахерет"...

- Ты удивительно похож на меня, - прошептал Щасливкинд.

- И ты мне нравишься. Знаешь, сейчас много говорят о сионизме, постсионизме. Говорят умно, горячо! А нам с тобой всего-то и надо знать, что есть страна, земля, Родина, которую мы призваны защищать. И всё!

- Как ты прав, Дани! У меня голова порой кружится от любви к ней. А в меня тыкают: кто я - израильтянин или еврей? Левый или правый? Религиозный или нет? Ненавижу эти вопросы, в них столько политиканства, сиюминутности...

Дани, наконец, застегнул на взволнованном Щасливкинде ремень со скромной пряжкой и сказал:

- В этой пряжке фотоаппарат и магнитофон. Они скоро включатся и будут работать без перерыва двенадцать часов.

- То есть, до повешения меня на центральной площади Багдада.

Глаза Дани сузились, и он произнес с незнакомой интонацией:

- Ты идешь на задание, с которым может справиться любой идиот, даже такой, как этот... Гершеле. А на центральной площади Багдада вешают настоящих разведчиков.

- Ты работаешь в Мосаде психотерапевтом?

- Не только. Я и убивал... Дальше, в правый карман твоего пиджака я кладу эту дрель. - Дани показал Щасливкинду крошечную дрель, величиной с зажигалку и показал, как ею пользоваться. - В нагрудный карман кладу тебе записку от ликвидированного шофера.

- А может случиться так, что его не ликвидируют? Или ликвидируют только частично?

- Всё может случиться. Даже приход Мессии. Будешь действовать по ситуации.

- Кошмар... Записка, надеюсь, написана его почерком?

- Не твоим же! Теперь два слова о парашюте. Никто из нас еще не видел его, но, по нашим данным, это - абсолютно надежная штука, скорее, не парашют, а надувной шар, внутри которого ты оказываешься после нажатия красной кнопки на левом плече. Сдувание его осуществляется уже на земле нажатием синей кнопки на правом плече.

- Господи, не перепутать бы!

- Повтори: красной на левом - надуваю, синей на правом - сдуваю. Щасливкинд повторил. Несколько раз, конечно. Так он запоминал много лучше.

Машина остановилась: они подъехали к иордано-иракской границе.

Водитель, Дани и Щасливкинд вышли из машины, подошли к пограничникам и все, кроме Щасливкинда, затараторили на арабском. Пограничники заулыбались, стали хлопать водителя и Дани по плечам, потом долго хлопали по плечам Щасливкинда, потом открыли шлагбаум, потом Дани обнял Щасливкинда, потом нежно оттолкнул от себя, и Щасливкинд шагнул в Ирак.

На него немедленно был направлен луч мощного фонаря, сопровождавший его на всем пути по усыпанной песком нейтральной полосе, на которой росли цветы необычайной красоты. Когда под ногами оказался асфальт, израильский разведчик прекратил свое продвижение в глубь вражеской территории. И тотчас на некотором отдалении от него остановился военный джип, из которого выскочил иракец, подбежал к Щасливкинду и на жутком русском спросил:

- Какдиля?

"П__дец!" - отчетливо сказал Щасливкинду его внутренний голос, но тот же голос благоразумно не велел отвечать на коварный вопрос иракца. Тогда иракец подмигнул и сказал:

- Саддам!

- Хусейн! - прохрипел в ответ Щасливкинд.

- Какдиля?

- Вот теперь - хорошо.

О, каких сил стоило ему не сказать "бесэдер гамур"!

Они двинулись в направлении фыркающего от нетерпения джипа.

И вдруг Щасливкинд вспомнил о Гершеле: