Марк Львовский
Внук
Из цикла "Здравствуйте, я Щасливкинд"
Рождение внука Щасливкинд отпраздновал просто: "немедленно выпил". Это был тот еще день. В два часа ночи, после телефонного звонка зятя, которого, конечно же, Щасливкинд не слышал, жена жестко растолкала его и заявила:
- Хватит спать! Твоя дочь рожает!
Как вам нравится это обвинительное "хватит спать"? Спать никогда не хватит. Щасливкинд, большой любитель бокса - не в смысле участвовать, естественно, а в смысле смотреть, - до двенадцати ночи ждал нокаута в поединке двух толстых, потных, незлобивых негров. Однако те провисели друг на друге все десять раундов, а по окончании долго и самозабвенно целовались. Проклиная этих горе-боксеров, Щасливкинд отправился спать не только с тяжелой головой, но и с тяжелым, простите, брюхом, ибо во время трансляции поединка, чтобы не заснуть, он ел сначала орехи, потом чернослив и, наконец, мороженое.
И в два часа ночи - "хватит спать"!
В пять утра зять позвонил снова и трагически проговорил:
- Еще не родила...
- Но есть шанс? - спросил Щасливкинд.
Возмущенный зять тут же положил на том конце трубку. А жена заявила:
- Знаешь, острить в такую минуту...
А младшенькая на своем русском добавила:
- Вот надо, из мужчин чтоб кто-нибудь родил, чтоб знали.
- Слава Богу, доченька, я уже вышел из этого возраста...
- Мам, он опять хохмается! - пожаловалась юная провокаторша.
- Ничего, - раздался откуда-то карающий голос жены, - посидит пару ночей с внуком и остепенится.
Острить Щасливкинду немедленно расхотелось.
О том, чтобы отправиться на работу, речи, конечно, уже и не шло. В семь часов позвонил друг Сережа и, заранее рассчитывая на успех, спросил:
- Ну, ты квар саба*?
______________ * Игра слов, основанная на звуковом сходстве выражений "квар саба" - "уже дед" и "Кфар-Саба" - название города.
Щасливкинд рассмеялся и услышал от жены обычное.
"Не спать, не острить, не смеяться... Действительно, лучше умереть за Родину!" - подумалось ему.
Впрочем, завтракал он с удовольствием.
На третьем глотке кофе позвонил зять и задушевно выдохнул:
- Родила... Вес - четыре килограмма десять граммов! Красавец!
И Щасливкинд немедленно выпил. Несмотря на раннее утро. А потом позвонил на работу и сообщил восторженному коллективу, что берет недельный отпуск.
...Дед... Дедушка... Интересно, можно ли в таком статусе флиртовать с молодой женщиной? Например, сделать ей комплимент, а потом, забывшись, сообщить нечто, вроде: "Гулял вчера с внуком..." Интересно, светит что-нибудь после этого?
Вообще-то ловеласом Щасливкинд не был, но не в силу высоких принципиальных соображений, а в силу ярко выраженной генетически приобретенной неуверенности в себе. Но теоретические аспекты этого дела волновали его чрезвычайно.
Вскоре они мчались в роддом...
Перед самым поворотом к больнице "Бейлинсон" зять позвонил снова.
Жена схватила пелефон, долго и все более сияя, слушала, вытирала свободной рукой слезы и шептала:
- В добрый час... В добрый час... Люба моя... Солнышко мое...
- Внешность описал? - спросил Щасливкинд.
- Описывать внешность - твое занятие!
"Хотя бы в семье меня считают писателем".
Машина въехала на стоянку. Больница поразила Щасливкинда. Тихие, новые, очень разные, но только серого и белого цвета, с обилием стекла и матовых, ненавязчивых переплетов окон больничные корпуса были погружены в зелень с разбросанными в ней миниатюрными парками, каждый из которых отличался собственной каменной глыбой - безучастной, непонятной, более или менее отесанной, но ставшей, почему-то естественной и оттого неотъемлемой частью этого удивительного дизайна.
Все успокаивало, избавляло от суетности: и смерть, и выздоровление в этом храме медицины показались потрясенному Щасливкинду одинаково прекрасными.
На фронтоне каждого корпуса четкими золотыми буквами было обозначено как назначение его, так и фамилия семьи, пожертвовавшей деньги на его возведение. "Великое стремление всякого еврея - впрочем, это присуще и некоторым другим нациям - увековечить имя свое вкупе с наличием денег, любовью к Израилю и остро ощущаемым каждым богатым представителем нашего славного галута чувством долга и вины перед своим народом делают свое великое дело - возведение больниц, университетов и увеличение художественного фонда страны. Короче говоря, галут - есть неисчерпаемый резерв и резервуар Израиля. И не надо так уж спешить покончить с ним. Будут ли, оказавшись дома, богатые евреи жертвовать свои денежки на столь неприбыльные дела? Не сочтут ли они свое пребывание в Израиле самодостаточным? Холить и лелеять надо галут! Но, конечно, и вовремя спасать..." После такого важного умозаключения Щасливкинд прикинул, что вычеты на здравоохранение, налагаемые на его зарплату, - это тоже хорошо.
...Истерзанная родами дочь была неузнаваема. У Щасливкинда сжалось сердце. Он нежно поцеловал ее, и она сказала:
- Папа, я теперь понимаю, как много ты потерял, что не был рядом с мамой при моем рождении! - И с великой любовью взглянула на мужа.
- Конечно, доченька! - вдохновенно солгал умиленный Щасливкинд и мысленно благословил великий Советский Союз, по строгим правилам которого роженица могла видеть собственного мужа только из окна роддома.
