Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - [134]

Мы хотели в срочном порядке сколотить небольшие диверсионные группы, с тем чтобы за несколько дней до начала наступления выбросить их с парашютами над территорией Франции и попытаться взорвать важные трубопроводы с горючим. Время поджимало, и у нас не было больше возможности заниматься тщательным отбором исполнителей — французов, желавших плечом к плечу сражаться вместе с немцами, становилось все меньше и меньше.

Аналогичное задание мною было поручено и 2-му управлению абвера «Запад», которое мне подчинили несколько месяцев назад. Правда, я не питал особых иллюзий насчет успеха этих акций, так как по-прежнему не доверял агентам, подобранным абвером. Тем не менее подобные мини-операции могли посеять в рядах контрразведки противника беспокойство, распылить ее силы и отвлечь внимание от основной нашей задачи.

В разведотделе штаба 6-й танковой армии СС, располагавшегося восточнее Рейна, я встретился со своим старым знакомым старшим офицером службы разведки, от которого получил все представлявшие для нас интерес сведения о противнике. Мы договорились также о том, что каждой головной танковой части будет придана одна моя команда на джипе. Эти команды могли выполнять чисто разведывательные задачи в интересах наступающих дивизий. После этого мне немедленно передали несколько джипов, которые оставались в армии в обход изданного приказа. Однако я был уверен, что это были не все джипы. Кому, как не мне, бывшему офицеру технической службы, было не знать, что осенью 1944 года положение с транспортным обеспечением во фронтовых частях являлось плачевным.

В середине ноября наступление, ранее назначенное на 1 декабря 1944 года, по срокам было отодвинуто сначала на 10-е, а потом на 16 декабря — не удалось вовремя закончить подтягивание войск, а оснащение пополненных личным составом дивизий оказалось незавершенным. Это послужило мне еще одним знаком того, что для данного наступления великая Германия на самом деле собирала последние резервы. Это относилось как к людям, так и к вооружению.

О таком положении дел я слышал еще на докладах обстановки у Адольфа Гитлера, на которых мне было приказано остаться. И каждый раз на них говорилось о том, что у одной дивизии не хватает танков, у другой — орудий, а у третьей — грузовиков. Это походило на бесконечную цепь требований, разорвать которую никак не получалось. Несчастному генерал-квартирмейстеру приходилось выслушивать упреки от всех присутствовавших на совещании командующих армиями. При этом у меня создалось устойчивое впечатление, что генерал-полковник Гудериан, бывший в то время начальником Генерального штаба сухопутных войск и отвечавший за Восточный фронт, где велись тяжелые бои, горько сожалел о каждом танке и о каждом батальоне, которые перебрасывались на Запад. В общем, наши возможности тогда напоминали простыню, слишком короткую для кровати, которую она должна покрыть. Получалось, что при желании прикрыть ноги, то есть Запад, приходилось оголять голову, то есть Восток.

В такой ситуации, когда меня вызывали на доклад в главную ставку фюрера, мне было нелегко постоянно жаловаться на нехватку оснащения, техники или вооружения. Но если уж приходилось докладывать истинное положение дел, касавшееся оснащения моей танковой бригады, то я резал правду-матку, какой бы горькой она ни была. А она сводилась к тому, что нам во всем приходилось импровизировать. Тем не менее я заверял, что, несмотря ни на что, мы сделаем все самым лучшим образом.

Адольф Гитлер всегда выслушивал мои доклады спокойно, а потом задавал вопросы соответствующим офицерам.

— Почему до сих пор не решен вопрос с трофейной техникой и оснащением? Почему не обеспечили горючим?.. — спрашивал он.

И таких «почему» было великое множество, но каждый раз слышался один и тот же ответ:

— Мы делаем все, что от нас зависит, и еще раз продублируем соответствующие приказы…

В начале декабря заслушивание докладов об обстановке проходило уже в комнате фюрера на втором этаже рейхсканцелярии. Данное помещение было значительно меньше, чем описанная выше комната в «Волчьем логове» в Восточной Пруссии, и всем присутствовавшим приходилось стоять, тесно прижавшись друг к другу. Постоянно на этих совещаниях находился уже только высший командный состав, а докладчиков вызывали из соседней комнаты по одному. Со мной в тот раз, как, впрочем, и всегда, на заслушивание прибыл и гауптман Фелькерзам, с которым мы договорились, что в этот раз я напомню об обещанных аэрофотоснимках трех мостов, которые нам так и не предоставили. Такое наше решение было связано с тем, что на заслушивании тогда присутствовал и рейхсмаршал Герман Геринг.

Представитель люфтваффе только что закончил доклад об обстановке в воздухе. Из него следовало, что численное превосходство противника не смогло уравновесить даже величайшее мужество наших летчиков. Адольфу Гитлеру, похоже, такая ситуация была хорошо известна, поскольку он докладчика почти не слушал. Внезапно выступавший произнес:

— В Арденнском наступлении планируется участие двухсот пятидесяти реактивных истребителей!

Я не поверил своим ушам. Неужели это все, что осталось от первоначального количества этих машин? Ведь в мою память отчетливо врезались слова фюрера, с которыми он обратился ко мне 22 октября 1944 года: «Две тысячи реактивных истребителя к началу наступления обеспечат нам превосходство в воздухе».