Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - [132]

Атаку из исходных районов планировалось осуществить на рассвете в немецкой форме. Ведь когда в ходе отступления в рядах противника возникнет сумятица, то в достижении успеха можно было реально рассчитывать на элемент внезапности.

Особые заботы моего штаба вызывала спецрота и связанная с ней вторая часть нашего задания, заключавшаяся в создании смятения и беспорядка в рядах противника. Проблема состояла в том, что ни один доброволец из состава этой роты не имел ни малейшего опыта в подобных делах. Они не были ни обученными шпионами, ни диверсантами, и нам предстояло в течение нескольких недель преподать им все эти премудрости. Это было почти невыполнимой задачей!

Эту роту мы, естественно, укомплектовали из людей, лучше всего говоривших по-английски. Но это был единственный плюс, которым они обладали. Конечно, мы сообщили им о связанном с операцией риске. Речь шла о том, что если переодетого солдата в ходе акции возьмут в плен, то его без всяких сомнений отдадут под военно-полевой суд за шпионаж со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому у этих парней единственными побудительными мотивами участия в операции являлись энтузиазм и любовь к родине.

Исходя из этого мы решили по мере сил и возможностей беречь входящих в нее людей, однако заранее поставить им точные задачи не могли. Поэтому этим солдатам предоставлялось самое широкое поле для проявления инициативы. Ведь они могли послужить, что называется, «глазами» для наших наступающих частей и проделать весьма важную разведывательную работу. Кроме того, чтобы вызвать смятение в неприятельских рядах, им предстояло распространять ложные сообщения, преувеличивая начальные успехи германских дивизий, менять местами указательные столбы и таблички для дезорганизации маршевых колонн противника, передавать ложные приказы с целью усиления сумятицы, нарушать линии связи и взрывать склады с боеприпасами.

Мы проводили со спецротой деловые игры и специальные учения. Поэтому не было ничего удивительного в том, что именно ее солдаты стали источником новых слухов о предназначении 150-й танковой бригады. Однако данных занятий было явно недостаточно, и мне по-прежнему, к сожалению, приходилось считаться с возможностью попадания в плен одной или даже нескольких этих команд на джипах сразу после начала наступления. А времени на проведение специальных подробных инструктажей на предмет, как вести себя на допросах у представителей разведки противника, не хватало. Тем не менее я не очень опасался, что неприятелю удастся раскрыть через них конечные цели нашей операции, поскольку данные команды спецроты ничего, кроме слухов, не знали. Более того, мне представлялось, что большое число этих слухов только поможет сбить с толку разведку противника.

20 ноября 1944 года мне удалось в первый и последний раз побывать у своих солдат на полигоне Графенвёр. До обеда я посмотрел на то, как проводилась боевая учеба, и проверил оснащение всех трех боевых групп. Оно оказалось еще плачевнее, чем мне представлялось, и я надиктовал Фелькерзаму немало замечаний, которые требовали срочного исправления. В главной ставке явно не обрадовались моему донесению!

После обеда у меня состоялся довольно долгий разговор с командирами боевых групп, во время которого я сообщил им, что непосредственной задачей бригады является захват и удержание одного или нескольких мостов в тылу противника. Естественно, все это излагалось в свете якобы ожидаемого наступления союзников, когда в ходе боев в окружении мосты внутри котла начнут играть огромную роль.

Теперь у меня появлялась возможность хоть как-то привлекать командиров к тактическому планированию, да и само обучение подразделений приобретало более осмысленный характер.

Еще во время совещания мы услышали звуки мощных взрывов, а когда поступил доклад о том, что во время разгрузки на воздух взлетело несколько вагонов боеприпасов, то обсуждение насущных вопросов пришлось срочно свернуть. Однако ничего поделать было уже нельзя — подойти к горящим вагонам не представлялось возможным.

Из-за этого происшествия мое настроение резко ухудшилось. И тут мне доложили, что со мной наедине хочет переговорить один из офицеров спецроты лейтенант Н.

— Господин подполковник! — с очень серьезным выражением лица заявил он. — Я, кажется, знаю истинную задачу бригады.

Не скрою, во мне проснулось любопытство, и я с нетерпением ожидал, что последует за подобным заявлением.

«Неужели Фелькерзам или Хардик, единственные посвященные в тайну, проявили невольную несдержанность? Неужели вся операция находится под угрозой срыва?» — подумал я.

Но тут лейтенант Н., явно довольный эффектом, который произвели его первые слова, продолжил:

— Бригада пойдет на Париж, чтобы захватить располагающуюся там главную ставку союзников!

Такая «новость» вызвала у меня огромное недоумение, и я еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Однако в это мгновение у меня родилась мысль: «А ведь это отличный новый слух!»

Поэтому я решил подыграть офицеру и ограничился неопределенными междометиями.

— Так, так, хм, хм! — произнес я.

Этого хватило, чтобы офицер с воодушевлением продолжил: