Секретики - [43]
В восьмом классе на уроке литературы мы проходили “Слово о полку Игореве”. “Слово” мне нравилось, особенно битва с половцами и плач Ярославны:
Как было не полюбить такую необычайную красоту? К этому времени я уже прочел “Песнь о Роланде” и запомнил, как Роланд трижды трубит в свой рог, я словно видел эту сцену воочию, но “Слово”, которое мы читали в переложении Лихачёва, было не хуже, если не лучше. Папа прочитал мне перед сном большой отрывок на древнерусском: “Боян же, братие, не десять соколов на стадо лебедей пущаще, но своя вещиа персты на живая струны вскладаше; они же сами князем славу рокотаху”. Я представлял, как пальцы старого Бояна касаются струн, и они начинают рокотать, хотя в те времена понятия не имел о том, как звучат гусли. Мама, кстати, тоже любила этот зачин и часто его повторяла, так что я его выучил. И “пущаще”, и “вскладаше”, и, конечно, “шизым орлом под облакы” приводили меня в восторг. Не очень понятно было “заре заредедю”, пока мне не объяснили, что дело вовсе не в заре за некоей редедей и читать следует “зареза Редедю”, которого я почему-то стал представлять себе могучим воином с бородой и в кольчуге, похожим на Илью Муромца. Папа тогда перед сном пообещал рассказать мне об Игоре Святославовиче, но так почему-то и не рассказал.
На следующий день нам задали написать сочинение. Я долго над ним корпел и выдал на гора три странички текста. Я писал о том, что Игорь, конечно, не лучший из русских князей, потому что он думал только о личной наживе. С постоянными набегами половцев надо было бороться сообща, а Игорь и его дружина пошли в поход, мечтая лишь о драгоценных одеждах и женах половецких, которых и берут в полон, ища “себе чти, а князю славы”. Под честью, как я понял, для дружины, рыщущей, словно лютые волки, понималась не воинская честь, как у офицеров в кино, а лишь золото, паволоки и дорогие оксамиты. Потому-то Игорь и попал в плен – был наказан за свою жадность. Хорошо еще, что ему удалось бежать, чтобы вместе со своими родичами-князьями пойти на врага и разгромить его. Тут я припомнил папину историю о Чингисхане, объяснявшем сыновьям, что одну стрелу сломать легко, а пучок стрел – невозможно. Писать о жадном и эгоистичном князе Игоре было интересно, и я с нетерпением ждал отметки и похвалы, ведь получилось, как мне казалось, здорово. Каково же было мое изумление, когда сочинение вернулось ко мне с редкой даже по тем временам оценкой: внизу жирным красным карандашом была нарисована единица! Я получил кол, плюс учительница еще и опозорила меня перед классом, наговорив всяких гадостей о том, что я ее не слушал и нафантазировал всякую чушь, сделав из прекрасного средневекового героя предателя и сребролюбца.
Домой я не спешил, но идти пришлось. Дверь мне открыл папа. Я протянул ему сочинение и от злости и унижения чуть не расплакался. Папа взял тетрадь, внимательно всё прочитал и вдруг разулыбался, обнял меня и поцеловал:
– Значит, так и сказала, что ты ничего не понял?
Я стоял, понуро опустив голову.
– Петька, ты молодец, ты всё понял правильно, а учительница твоя – дура!
Папа был непедагогичен, но сдержаться не мог.
– Этот кол – лучшая оценка, которую ты смог заработать!
Разогревая мне сосиски с зеленым горошком, он рассказывал о Киевской Руси, о князьях, их усобицах, о дружине (он как раз занимался тогда дружинными захоронениями), о половцах, о хане Кончаке – родственнике Игоря, выдавшем свою дочь Кончаковну за его сына, и о многом-многом другом. Вечером он никак не мог успокоиться, хвастался перед дедом, бабкой и мамой моим колом и даже рассказал эту историю по телефону кому-то из друзей. Его особенно восхитило мое сравнение “Слова” с “Песнью о Роланде”. Наверное, это и была моя главная победа на ниве отечественной литературы-истории, после нее ни один доклад, даже на истфаке, не приносил мне столько радости. Свершилось чудо! Я ходил по дому сияя и в школе, конечно, рассказал об этом друзьям, но мой рассказ не произвел на них никакого впечатления. Надо ли добавить, что к литераторше после этой истории я больше не питал никакого уважения.
Историчка наша, впрочем, была еще хуже – в старших классах она так обленилась, что брала учебник и вела урок, зачитывая слово в слово соответствующий параграф. Это называлось “подготовкой к поступлению в институт”.
Странным образом в аттестате, среди моря троек, по истории у меня стояла пятерка. В пятом классе мама, работавшая в Историческом музее, по блату провела весь класс в мавзолей, упросив знакомого милиционера присоединить нас к очереди недалеко от входа. Класс вывели из главных дверей музея, куда мы перед этим ходили на экскурсию по Киевской Руси.
Учительница была очень довольна (это она и попросила маму), видимо, такая идеологически правильная экскурсия особо зачлась ей где-то в РОНО, а нам не пришлось стоять часы в длиннющей очереди.
Мертвый Ленин показался мне маленьким и страшным, как всякий покойник, которых в то время я видел мало и побаивался. И уж точно он не вызвал никакого священного трепета, о котором говорила историчка перед входом. Жутковато внутри было всё: толстые ковры, заглушавшие шаги, полутьма, подсвеченный стеклянный саркофаг и мумия на возвышении. Ей-богу, мумия фараона в Египетском зале Пушкинского музея была куда интересней, не говоря уж о скелетах в курганах, которые мы раскапывали в экспедициях. Но на раскопках были кости, а тут – восковая кукла, и если что и пугало, рождая подколенную дрожь, так это военные, сверлившие каждого напряженным, подозрительным взглядом, и чертов холод, выползавший, казалось, из самых недр отполированного до тихого блеска гранитного здания.
Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.
Петр Алешковский – прозаик, историк, автор романов «Жизнеописание Хорька», «Арлекин», «Владимир Чигринцев», «Рыба». Закончив кафедру археологии МГУ, на протяжении нескольких лет занимался реставрацией памятников Русского Севера.Главный герой его нового романа «Крепость» – археолог Иван Мальцов, фанат своего дела, честный и принципиальный до безрассудства. Он ведет раскопки в старинном русском городке, пишет книгу об истории Золотой Орды и сам – подобно монгольскому воину из его снов-видений – бросается на спасение древней Крепости, которой грозит уничтожение от рук местных нуворишей и столичных чиновников.
В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.
История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».
Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.
Сюжеты Алешковского – сюжеты-оборотни, вечные истории человечества, пересказанные на языке современности. При желании можно разыскать все литературные и мифологические источники – и лежащие на поверхности, и хитро спрятанные автором. Но сталкиваясь с непридуманными случаями из самой жизни, с реальными историческими фактами, старые повествовательные схемы преображаются и оживают. Внешне это собрание занимательных историй, современных сказок, которые так любит сегодняшний читатель. Но при этом достаточно быстро в книге обнаруживается тот «второй план», во имя которого все и задумано…(О.
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».