Секретики - [32]
3
Во втором классе случилась такая история.
“Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, а теперь мы отдохнем и опять писать начнем!” – продекламировала Анна Корниловна, и тут раздался стук в дверь. В класс вошли трое или четверо взрослых. Мы послушно встали, откинули крышки парт, стараясь не греметь, как учила нас наша учительница. Вошедшие назвались психологами из Академии педагогических наук и сказали, что сейчас нам дадут задание, которое мы должны выполнить как можно скорее. Задание было на нескольких пронумерованных листках, скрепленных степлером, и заключалось в том, чтобы, отвечая на вопросы, ставить плюсы или минусы, выбирая или отклоняя предложенные ответы. Это походило на игру. Главная тетенька положила перед собой часы: на всё про всё нам отводилось десять минут, потом листки нужно было сдать, написав в правом верхнем углу свою фамилию и номер класса.
– Если не успеете ответить на все вопросы, ничего страшного, – сказала тетенька и благожелательно улыбнулась.
Мы начали по взмаху ее руки. Я успел за половину срока. Киска и Евдак тоже уложились, даже раньше меня. Другая тетенька, ответственная за наш ряд, забрала листки и пометила на них время. Задачки оказалась проще пареной репы, знай ставь себе плюсики или минусы, как в игре “Морской бой”. Психологи собрали тесты, положили их в папку, попрощались и ушли. Через неделю Анна Корниловна торжественно объявила, что лучше всех справились с заданием Киска, Евдак и я. Анна Корниловна объяснила, что так ученые выявляли наши умственные способности. Отметив нашу троицу, она напророчила нам большое будущее и оказалась права, только не в том, что она имела в виду, – Киска, Евдак и я не демонстрировали потом успехов в учебе, зато если кого и склоняли на родительских собраниях и в учительской на все лады, так это нас троих. Быстро и уверенно мы превратились в самых отъявленных хулиганов, и классу к пятому все проделки принялись валить на нас, что повышало нашу популярность в классе, но доставляло много мелких неприятностей при общении с учителями. Я, признаться, об этом случае совершенно забыл, но в десятом, перед выпускными, моя подруга Ирка напомнила мне о тесте, пошутив, что не даст списывать математику на экзамене самому одаренному ученику класса. Мне пришлось ее умолять, и, если бы не она, я бы экзамен ни за что не сдал.
4
За год до моего поступления наша 39-я школа из обычной районной превратилась в английскую и получила приставку “спец”. Большинство учеников жили в больших сталинских домах по нечетной стороне Беговой. Теперь на них висят мемориальные доски художникам Горяеву и Шмаринову, писателю Соболеву, академику Парину – здесь жила советская интеллигенция. Но многих привозили с “Динамо”, “Аэропорта”, “Сокола” и “Войковской”. Некоторые дети поступали к нам с пролетарской Хорошёвки. Большинство хорошёвских учились в обычной “красной школе”, расположенной на задах нашей, мы с ними не дружили, но и не воевали особо, просто существовали в параллельных пространствах. Те, кто не мог у нас учиться, уходили в “красную школу” и исчезали навсегда.
Для спецшколы, естественно, набрали новых преподавателей языка и сменили руководство, пригласив новых завуча по английскому, директора и физрука, – двое последних вроде бы были неразлучными друзьями и вместе перешли из обычной школы в нашу английскую. Директора я совсем не помню, а вот учитель физкультуры запомнился какой-то особенной учтивостью, которой я за физруками более не замечал. Вновь пришедшие учителя английского сильно отличались от учителей из старого состава: не носили строгих однотонных юбок и платьев с отложными белыми воротниками, одевались в свободные вязаные кофты вместо строгих пиджаков. Здороваясь, они улыбались не деревянной улыбкой, а, скорее, застенчиво и сразу располагали к себе. Думаю, что старая гвардия встретила их в штыки, но на нас это противостояние поначалу никак не отразилось.
Особенной была наша завуч по английскому Тамара Сергеевна Царёва – немолодая элегантная женщина с тщательно забранными в пучок волосами, в неизменной белой блузке, заколотой тонкой желтой брошью с жемчужиной посередине. Она любила клетчатые шерстяные юбки и туфли на шпильках, всегда держала спину прямо и легко ходила на высоких каблуках. Ее умные черные глаза смотрели на тебя внимательно, но не строго. Раз в неделю она собирала наш класс в актовом зале, рассаживала на стульях вокруг черного рояля и разучивала с нами английские и американские песенки – “Янки-Дудл денди” или “О, май дарлинг Клементайн”. Почему-то весело было петь с ней на другом языке, рояль издавал цокающие звуки, как маленький пони, на котором Янки-дудл ехал домой в шляпе, которую он называл “макарони”. Много позже я узнал, что под словом
