Секретарь обкома - [61]

— С этим пока трудно, — ответил Лаврентьев. — Вот, когда газопровод Ставрополь — Ленинград пройдет через область, да от него к Стар-городу нитку протянут, тогда, пожалуй…

— Обождать можно, — согласился Сухин, — Словом, товарищи обком, помогайте. Задумали опытно-показательный культурный очаг в центре села создать, чтоб был наглядным примером, чтоб, видя его, колхозники сами выбирали: как им — в избах жить и до ветру в огород гоняться или вот так, по всем возможностям культуры.

— Идея хорошая, — согласился Василий Антонович. — А материалы, рабочая сила, деньги — вы это подсчитывали? Не разорите колхоз?

— Будьте спокойны. Поднажмем. Уж больно всем нашим интересно, как это получится: двухэтажные дома, квартиры!..

— Так… — Василий Антонович почиркал карандашом по бумаге. — Ванны, значит, будут, водопровод, всякое такое… А дорога как? Мы тогда до вас полдня шестьдесят верст ехали по вашим проселкам от шоссе. Без дорог, товарищи дорогие, до культуры далече.

— А что дорога? — сказал Сухин. — Нашего участка там, может, километров десять — двенадцать. Допустим, мы на него, на свой участок, подналяжем, сделаем его, будет дорога. А кто же остальные-то сорок восемь делать станет?

— Всеобщий план нужен, — добавил Лисицин. — Областной. Или, в крайности, районный. Координация сил. Как у высокогорцев…

— А как это у высокогорцев? — Василий Антонович насторожился. — За опытом туда наведываетесь, что ли? К соседушкам?

— Приходилось, Василий Антонович, наведывались. У них координация. Всю карту области расчертили, и будь здоров, каждый свой урок выполняет. В таком году столько, в другом столько, в третьем ещё столько, и в итоге — общая картина: сто процентов дорог современного уровня.

Когда Василий Антонович провожал колхозников, часы били семь. Он позвонил домой Софии Павловне.

— Соньчик? Чем занимаешься?

— Да вот Шурику помогаю… с Павлушкой…

— Не пропадут эти типы и без тебя. Съездим лучше в театр. Сегодня видел в городе афишу. Кто-то на гастроли приехал. Говорят, интересная постановка. Молчишь? Ну это вернейший знак согласия. Одевайся. Посылаю за тобой машину. Не забудь, пожалуйста, что начало в восемь. А сейчас уже десять минут восьмого. Вот так, товарищ Денисова. До встречи!

17

После первого разговора с начальником цеха Александр опасался, что начальник примет официальный служебный тон, — всегда будет помнить о том, что Александр — сын первого секретаря обкома, и поведет себя с ним до крайности осторожно. Но Булавин, откровенно высказав свое мнение о Суходолове, о покровительстве Суходо-лову со стороны отца Александра, казалось, тем и ограничился. Он был не слишком молод, но и не стар: возраст его подходил, очевидно, к сорока годам; был весь какой-то плотный, крепкий, уверенный; волосы стриг коротко, ежиком, отчего они задиристо щетинились над его высоким лбом. Глаза тонули в узком разрезе и, когда Булавин улыбался, почти исчезали в складках век. В цехе его многие учились — кто по вечерам, кто заочно; учился и сам Булавин. Окончив в свое время техникум, он давно понял, что для руководителя большого, важного цеха такого образования слишком мало, и вот уже преодолевал четвертый курс заочного отделения химико-технологического института. Был Булавин, как рассказывали аппаратчицы, человеком жестковатым, но справедливым. Шутки с ним не очень-то шутили, зато с любыми вопросами — от самых что ни на есть узко-специальных, производственных, до сугубо личных — и рабочие и специалисты прежде всего шли к Булавину. В их делах он разбирался не спеша, серьезно, даже мелочь рассматривал с разных сторон, взвешивал все «за» и все «против», рассуждал вслух и заставлял рассуждать своего собеседника.

В первые дни он то и дело появлялся возле Александра, рассказывал, объяснял, показывал, незаметно втягивал его в разговоры все с большим и с большим кругом людей в цехе. Прошли три-четыре недели — и Александр уже запросто мог встретиться и поговорить не только с рабочими и техниками своего участка, но и с любым работником цеха, на каком бы участке тот ни работал.

Интерес к Александру в цехе был, конечно, повышенный, — никуда деться от этого было нельзя; но, пожалуй, только в самые первые дни он объяснялся, положением, какое занимал в области отец нового начальника участка. Более стойкий и даже нарастающий интерес, особенно среди женской части, значительно превосходящей по количеству мужскую часть коллектива цеха, вызывало совсем другое: то, что в таком молодом возрасте Александр овдовел, то, что он так трогательно заботится о своем сынишке, которого каждое утро приводит в детский садик и каждый вечер уводит домой; и все сам, без чьей-либо помощи; счастливая была у него жена: вот любовь так любовь, — как в книжке, в жизни такой теперь и не бывает.

Александру, когда он однажды расхаживал по аппаратному залу, невольно пришлось подслушать разговор двух пожилых работниц. Он стоял за станиной компрессора, а работницы, поднявшись на стремянки, в отдалении одна от другой, протирали широкие — во всю стену, и высокие — до потолка, окна.

— Дело молодое, Дмитриевна, — громко говорила одна. — На молодом, какая болячка ни будь, все одно заживет. Это мы с тобой уже — что чурки сухие. А он красавчик, инженер, молоденький. Еще такую кралю себе сыщет…