Секретарь - [66]

Как же он был прав! Я затеребила пуговицу на манжете своей блузки, расстегнула ее, просунула пальцы в рукав до сгиба локтя и принялась чесаться, впиваясь в кожу ногтями и с наслаждением отколупывая от нее коросту. Мина вздохнула, опустив взгляд на свои руки.

– Мне трудно найти объяснение поступку Кристины. Даже для нее он был странным. – Она тепло улыбнулась. – Всему офису известна эксцентричность Кристины. Так что, когда она рассказала мне, как обошлась с ежедневником, я, признаться, встревожилась, как воспримет это полиция, но вместе с тем забеспокоилась о Кристине. В прошлом коллеги уже обращались ко мне по поводу ее непредсказуемых, порой диктаторских замашек, и хотя я не придавала таким инцидентам особого значения, на этот раз дело обстояло иначе.

Я оказалась в зале суда нагишом. Будто забыла сегодня одеться. Ушла из дома и ничего не заметила. И теперь все вокруг жадно глазели на меня. Мина пробудила в них аппетит. И всем стало любопытно узнать, что это за диковинное существо – миссис Кристина Бутчер. Я пыталась представить, как мои коллеги проскальзывают в кабинет Мины, дождавшись, когда я куда-нибудь отлучусь, и нашептывают ей байки о моих непредсказуемых замашках. А Мина сидит за своим столом, понимающе улыбается и выступает в роли моей преданной защитницы. Нет, этого я представить себе не могла, потому что знала: это неправда. Но присяжные купились.

– Мы с Кристиной долгое время проработали вместе. Однако ваши представления об отношениях между нами не соответствуют действительности. Вы назвали Кристину моей «миссис Да» – так вот, могу вас заверить, что это предположение очень далеко от истины. – Она усмехнулась. – Все мы вставали по стойке «смирно», стоило Кристине войти в комнату. В офисе ее звали «Привратницей». – Она одарила присяжных улыбкой. – Я к тому, что все эти разговоры про секретарей «номер один», «номер два», «номер три» – чепуха. Я слышала, как Кристина называет себя по телефону моим «секретарем номер один», – последние два слова Мина произнесла чопорным тоном, – но на самом деле это не так. Я не придерживаюсь подобной иерархии и не приветствую ее, так как она способна оказывать разобщающее влияние. Однако я очень привязана к Кристине, поэтому предпочитала смотреть сквозь пальцы на ее чудачества, включая вышеупомянутое. Справедливости ради, она секретарь, работающий у меня дольше всех, так что да, в этом смысле она у меня самая старшая.

Я заметила неприятные ухмылки на лицах нескольких присяжных, и даже Дэйва, похоже, такой отзыв обо мне позабавил.

– А эта история с дневниками… Кристина рассказала лишь половину правды. Да, она удалила эти записи потому, что я отсутствовала в офисе по личным причинам, но ее поступок объяснялся не чьим-то недовольством по этому поводу. Косо смотрела на подобные поступки сама Кристина. Она придерживается жесткой трудовой этики и никому из нас не прощает отсутствия по причинам личного характера.

Не помню, задавал ли в то время мистер Мейтленд какие-либо вопросы: я слышала только, как голос Мины ввинчивается в мою голову, видела, как ярко и задорно блестят ее глаза, пока она развлекает суд.

– Взять на себя организацию моих поездок я попросила Сару затем, чтобы она бронировала для меня авиабилеты в Женеву, не ставя в известность Кристину. Кристина не удосуживалась скрывать свое неприязненное отношение к моей матери, и я понимала: все дело в том, что мама предпочитает жить в Женеве, а не рядом со мной, и, с точки зрения Кристины, это предательство. На самом же деле мы с мамой очень близки. Она переселилась за границу много лет назад, когда мой отец завел роман со своей личной помощницей.

Мне казалось, что я чахну все сильнее с каждым словом Мины, а она произносила их легко и с оттенком сочувствия, словно отзывалась обо мне с нежностью.

Я взглянула на часы – маленькие, цифровые, неуместные в старомодной обстановке суда: эти красноглазые дьяволята, издеваясь надо мной, почти застыли, пока Мина болтала небылицы о своей ущербной секретарше.

– И все-таки эта женщина проработала у вас восемнадцать лет – женщина, которую вы так подробно и многословно описали как непорядочную и неадекватную особу.

– Нет, я совсем не это имела в виду, – широко раскрыв невинные глаза, запротестовала Мина. – Когда случилась эта история с ежедневником, Кристина была расстроена. Она очень скрытна и не распространяется о своей личной жизни, за что я всегда ее уважала… – Закусив губу, она сделала паузу и продолжала: – Но суду важно знать, в каком душевном состоянии она пребывала в тот период и почему вела себя так непредсказуемо. Когда я наконец узнала от нее все, я ее поняла. Как раз в то время ее дочь заявила, что больше не хочет жить с ней и переезжает к своему отцу и его новой подруге. Могу представить, каким мучительным стал ее отъезд для Кристины и как подкосил ее.

На меня она ни разу не взглянула, и мне казалось, будто я, выйдя из комнаты, услышала из-за двери то, чего бы лучше не слышала.

– Кристина надеялась, что ее работа, как и я, заполнит пустоту в ее жизни. Ее брак распался, дочь уехала – работа для нее была всем. И если я отсутствовала в офисе, особенно по личным причинам, ей это не нравилось. Наверное, у нее при этом возникало чувство… – она умолкла и посмотрела на присяжных так, словно ожидала от них подсказки, – не то чтобы зависти, но явно неопределенности и неуверенности. Как я уже сказала, она была сама не своя.