Секретарь - [20]

Опять что-то не то.

Думать о светлом, о светлом. Очень хочется поскрести затылок. Светлые мысли, они все скапливаются в затылочной части черепа. Доказано многолетними наблюдениями Алексея Сазонова.

Блин! Куда я всё виляю?

Штессан же говорил про упорство? Вот. Значит, надо упорно, не страшась… Чего, впрочем, страшиться, когда ничего нет? Темно.

Ш-шит, о светлом, о светлом.

Это Тёмка слово придумал — «нешитово». Классно звучит. То есть, не дерьмово. Кульно. Супер. Зараза, куда меня всё уводит?

Я — Алексей Сазонов…

…стою, курю… …плыву куда-то… …торжественно клянусь…

Светлых мыслей набиралось не много. Их было почему-то неимоверно трудно удержать, они елозили и просачивались, таяли, рассыпались. Куда ты, светлая мысль? Нет ответа.

И тогда Лёшка понял.

Это не он находится во тьме, это тьма находится в нём. Всё, что ни есть — злость, зависть, глупость, легкомысленность, заносчивость, самообман.

Свет — свет! — плеснул по глазам.

Плеснул и протаял в зал, наполненный солнцем из большого полукруглого окна. Прямо против Лёшки вылупился улыбающийся, скрестивший руки на груди Штессан, а за ним хлопал совиными глазами наполовину в косом солнечном столбе Мёленбек.

— Солье, — произнёс Иахим, чуть повернув голову, — а он не так безнадёжен.

— Я же сказал тебе — способный мальчишка, — Мёленбек подступил ближе и сощурился. — Мне кажется, он хочет тебя убить.

Штессан кивнул.

— Мне тоже когда-то хотелось. Какие, думал, уроды это придумали!

— Так и отпусти его.

— Это не я, это ойме не сразу отпускает. Ничего, сейчас очухается.

В тот же момент Лёшка почувствовал, как колкое электричество от кончиков пальцев побежало по телу.

— Вы вообще, блин! — сказал он, едва к нему вернулась речь. — Засунули в…

— С возвращением!

Штессан оказался рядом и обнял.

Это было неожиданно. Чёрт, это было приятно. Даже отец так не делал. Во всяком случае, Лёшка не помнил. Пятернёй Иахим взъерошил Лёшкины волосы.

— Да чё вы!

— У-у, какой! — Штессан поднял ладони. — Не трогаю.

Лёшка пофыркал.

— Так я сам?

— Сам, сам, — сказал Иахим.

— И сколько я…

— По времени? Семь минут сорок восемь цере… э-э, секунд… Вполне средний результат. Не выдающийся.

— Пойдём-ка, — поманил Лёшку пальцем Мёленбек. — Покраска откладывается. Иахим, — обернулся он, — ты закончишь?

— Ха! Только свою половину, — оскалился Штессан.

После ойме было странно вновь чувствовать своё тело. Какое-то время оно даже казалось отдельно существующим. Лёшка спустился вслед за Мёленбеком по ступенькам на первый этаж с чётким ощущением, что на самом деле парит чуть позади собственного левого плеча.

Впрочем, у кабинета всё пришло в норму.

— Проходи, — сказал Мёленбек.

Лёшка вошёл.

Мёленбек сдвинул одну из панелей, открывая спрятанную от посторонних глаз то ли кладовку, то ли стенной шкаф. В закутке размером метр на полтора, оклеенном сиреневыми обоями, одиноко стоял табурет.

— Вот что, — сказал Мёленбек, запуская внутрь Лёшку, — ко мне должен прийти один человек. Я ждал его завтра, но… В общем, он решил поторопить события. В некотором смысле, это опасно. И, увы, подозрительно, хотя раньше у меня не было оснований в нем сомневаться. Поэтому мне нужен будешь ты.

— Как уши? — спросил Лёшка, оглядывая уходящие под потолок пустые полки.

— Как секретарь.

— И мне здесь сидеть?

— Да, — почему-то понизил голос Мёленбек. — Отсюда, — он отстегнул кармашек на панели с внутренней стороны, — можно смотреть.

Лёшка наклонился — сквозь сеточку ткани были видны стол и подтянутое к нему, предназначенное для посетителя массивное кресло.

— Постарайся не шуметь, — чёрные, навыкате глаза Мёленбека приблизились к Лёшкиному лицу. — Не думаю, что разговор будет долгим. Но прошу: попробуй посмотреть на моего гостя, будто это хельманне.

— Это как?

— Попытайся увидеть его суть. Как хельманне Штессана отражает Иахима, так и люди часто отражают свои страхи или желания. У тебя может получиться.

— Вы что, серьёзно? Я никогда раньше не пробовал.

— Ну, с хельманне же получилось. Всё, я пошёл встречать.

Мёленбек закрыл панель за собой, оставив Лёшку в темноте. Ойме два, блин. Щёлкнул дверной замок.

Лёшка почесался. Сделай то, не знаю что. Сиди, смотри, слушай. А красить стену — это как называется? Он попробовал разозлиться и не смог. Было наоборот любопытно, что за люди ходят сюда с визитами. Из наших или орденские? Ну, там, мэр и директора всяких ООО или тоже кто-нибудь не отсюда.

Замок снова щёлкнул. Лёшка замер.

— Проходите, господин Фраги, — услышал он голос Мёленбека.

— Благодарю.

Раздались мягкие, погашенные ворсом ковра шаги, скрипнула кожа кресла. Тенью проплыл перед панелью Мёленбек. Брякнула кольцами штора.

— Что-нибудь выпьете?

— Думаю, у вас нет ни хафатрийского сладкого, ни двойного триольдо.

В голосе господина Фраги, жестком, с металлическими нотками голосе человека, привыкшего повелевать и командовать, не было ни сожаления, ни усмешки. Одна голая констатация факта.

— Вы правы, — судя по короткому звуку, Мёленбек занялся привычным перемещением предметов на столе. — Но есть крюс.

— Солдатское пойло. Впрочем…

Снова скрипнула кожа — видимо, господин Фраги устраивался поудобней.

Сдерживая дыхание, Лёшка осмелился посмотреть сквозь ткань. Свет лежал на кресле широкой полосой. Были видны левое плечо гостя и острый профиль его лица.