Секрет опричника; Преступление в слободе - [106]

– Да, это он, папа, – ответила ему Ольга.

– Ну и хорошо, что все прояснилось, – в замешательстве произнес Окладин, окинув Ольгу и Марка быстрым взглядом.

А о чем было говорить? С ними и без слов все было ясно, достаточно было посмотреть на их взволнованные, смущенные лица.

Мысленно я опять вернулся к дневнику опричника.

Можно ли доверять свидетельству Ганса Бэра, что царевич Иван принимал участие в заговоре против Грозного? Почему, если опричник намеревался опубликовать свои записки, они написаны на русском языке?

Теперь с этими вопросами я обратился к Винтеру, который, как оказалось, прочитал дневник опричника от корки до корки.

– У меня создалось впечатление, что записки рассчитаны на конкретного русского читателя.

– Кто же этот человек?

– Давайте рассуждать вместе. Ганс Бэр прибыл в Россию по заданию Ватикана, чтобы попытаться склонить Грозного к католичеству. С этой задачей он не справился, очутился в темнице и только после смерти царя смог вернуться на родину. Гансу Бэру надо хоть как-то оправдаться перед теми, кто послал его в Россию. И он сочиняет эти записки, в которых рассказывает, как успешно склонял к католичеству царевича Ивана, а заодно настойчиво старается кого-то убедить, что принятие католической веры – единственный путь для России, что к такому же выводу перед самой смертью пришел и царевич Иван. Учитывая то, что безвольный царь Федор практически не правил страной, можно предположить, что Ганс Бэр адресовал свои записки Борису Годунову, о котором то и дело, к месту и не к месту, отзывался в своих записках как об умном, дальновидном политике. Но, видимо, деятельность Годунова быстро рассеяла надежды служителей Ватикана перетянуть его на свою сторону, вскоре они сделали ставку на Лжедмитрия, поэтому записки опричника остались у его наследников.

– А зачем тогда Ганс Бэр так подробно рассказал о спрятанных новгородских сокровищах?

– Вероятно, опричник уже знал, что сокровищ в тайнике нет, потому и сообщил о нем, чтобы уверить Годунова в своей полной искренности.

Удивительно, но даже Пташников не нашел возражений, так убедительно прозвучала версия Винтера. Она объясняла все: почему дневник опричника написан на русском языке, зачем так подробно рассказано о спрятанных сокровищах и с какой целью упомянут заговор, в котором будто бы участвовал царевич Иван.

– Получается, что своими записками Ганс Бэр в первую очередь обманул своих потомков, которые так настойчиво искали новгородские сокровища, – сделал заключение Марк.

Пока не приехал автобус, я решил дополнить план, оставленный в моей записной книжке сотрудницей Борисоглебского музея: нарисовал железную и шоссейную дороги; написал названия речки Ишим и озера Неро; показал Большую Слободскую дорогу, по которой двигался обоз Ганса Бэра, и церковь Иоанна Богослова; точнее обозначил местоположение синего камня и тайника с сундуком.

Конечно, не могло быть и речи о соблюдении даже приблизительного масштаба – расстояние от церкви Иоанна Богослова до озера Неро было явно преуменьшено, а промежутки между церковью, синим камнем и тайником, наоборот, – преувеличены.

Имелись на этом плане и другие несоответствия, которые легко заметил бы тот, кто побывал здесь, – ведь за основу его был взят план, наспех вырезанный опричником на Царских вратах. Гансу Бэру было важно указать главные ориентиры: озеро, река, церковь на берегу. А при соблюдении масштаба они просто не уместились бы за иконой евангелиста Иоанна. Однако и в таком виде, далеком от совершенства, план давал представление о том месте, где мы находились сейчас.

Мне опять вспомнился «Остров Сокровищ» Стивенсона и карта, обнаруженная в сундуке Билли Бонса. С каким удовольствием я вглядывался в странные очертания острова, читал и перечитывал указанные на карте названия: холм Бизань-мачта, Лесистый мыс, Белая скала, остров Скелета, холм Подзорная труба! Романтикой и приключениями веяло на меня от этих названий, словно настежь открылось окно комнаты и я увидел за ним не родную сельскую улицу, а синюю океанскую гладь, зеленый остров на горизонте и белый парусник под ярким южным солнцем…

Я постарался, чтобы мой план выглядел не хуже пиратской карты: вверху поставил дату – сентябрь 1990 года; внизу изобразил компас со стрелкой, непреклонно указывающей на север. Теперь, несмотря на все неточности, план был похож на серьезный документ.

Там, где по карте Флинта должны были храниться его сокровища, их не оказалось. На всю жизнь врезалась мне в память сцена, когда пираты вышли к месту предполагаемого тайника и обнаружили, что семьсот тысяч фунтов стерлингов уже похищены.

Нечто похожее случилось и с новгородскими сокровищами – они исчезли из тайника, устроенного Гансом Бэром, раньше, чем банда Варгазина добралась до него.

Сокровища Флинта спас от пиратов Бен Ган, переправивший их в другое, более надежное место. Кто выступил в его роли на этот раз? Какими соображениями руководствовался? Действительно ли это тот самый человек, который написал грамоту казначею Никите Фуникову, разысканную в архиве Винтером? Или к истории этого тайника она никакого отношения не имеет и Ганс Бэр прекрасно знал, что закапывает сундук с булыжниками, а не с сокровищами? Нет, скорее всего, он сам стал жертвой обмана.