Секрет государственной важности - [25]

Подпольщик двумя руками пригладил пробор — как всегда в затруднительных случаях.

Раздался выстрел, замолк собачий вой.

В дверь забарабанили кулаками и прикладами:

— Отворяй! Милиция!

— Пелагея Степановна, — сказал товарищ Андрей, — скажите этим господам: были, дескать, у сына гости, да ушли. А кто — не знаете… Простите нас, ради бога.

Хозяйка молча всех перекрестила.

— Нам с ними не жить: либо они, либо мы, — с каменным лицом сказала она.

Николай Севастьянов вместе с гостями выпрыгнул из окна. Раздвинув доски в заборе, они пролезли в соседний двор.

Сосед, кочегар с парохода «Кишинев», дружок покойного Севастьянова, деревянной лопаткой размешивал в корыте варево для свиней. Он обернулся и будто невзначай подмигнул беглецам.

— На задах есть ход, в переулок… Вы, ребята, кукурузой, ползком.

Беглецы нырнули в кукурузу.

В доме Севастьяновых уже хозяйничали офицеры контрразведки, солдаты. Визгливо ругался юркий человечек в штатском. Звенела посуда, упало что-то тяжелое.

Сосед обернулся еще раз: метелки кукурузы трепетали и шевелились почти у самого забора.

Подпольщики благополучно выбрались в переулок, узенький, без тротуаров; ноги разъезжались в скользкой глине. Силуэты людей растворялись в тумане, но тут позади заиграл рожок автомобиля. Ищут, погоня… Куда спрятаться? Справа и слева чужие дома и глухие заборы…

— Николай, — строго сказал товарищ Андрей, — ты человек местный, давай советуй… Что побледнел? Испугался?

— Испугался, товарищ Андрей, — признался он, — вдруг с вами что?

Свой город, находчивость и случай помогли, выручили. Впереди показался человек со свертком и березовым веником под мышкой. В ту же минуту Севастьянов разглядел знакомую вывеску: «Бани». Сколько раз он ходил сюда по субботам вот с таким узелком чистого белья и веником. Русскую баню здесь открыл китаец несколько лет назад. Заведение что надо: парильня, банщики, банщицы, торговля прохладительными и горячительными напитками…

— Сюда, — не раздумывая, показал юноша.

— Годится, молодец! — сразу оценил предложение товарищ Андрей.

… Автомобиль кирпичного цвета с откидным парусиновым верхом и круглым радиатором несколько раз проехал по глинистым ухабам переулка. Дворы и огороды прочесывали солдаты и агенты контрразведки.

Пелагея Степановна сидела в пустой кухне: грозная, с сухими немигающими глазами. В доме все было разбито и разбросано.

— Да, правду говорят: нет худа без добра. Люблю парком и березовым веничком побаловаться, — приговаривал товарищ Андрей. — Погрей-ка нас, Николай.

Они улеглись на верхних полках, расположенных под прямым углом, головами друг к другу, поставили возле себя шайки с холодной водой.

Севастьянов раз за разом выплеснул на камни три ведра. Воздух стал быстро накаляться.

— Побойтесь вы бога! — взмолился старичок с нижней полки. — Все нутро ошпарили, в ушах перепонки хлопают!

— Бог тут стороной, папаша, — отозвался Руденко. — С испокон веков повелось: парную кто поздоровше держит. Тут такое дело: любитель — парься, не осилишь — иди в предбанник.

— Ученого не учи, — ворчал старик, сползая с полки. — Поздоровше? Да разве мне с тобой равняться? Лет бы двадцать назад, ты бы у меня на карачках из парильни убег.

Осторожно, держась за деревянный поручень, старичок спустился по ступенькам. На его худой спине желтели прилипшие березовые листы.

— Будто одни остались? — Товарищ Андрей повернул голову. — А и в самом деле жарковато. Ну ничего, потерпим… Видать, ты с хвостом пришел, а, Василий Петрович?

— Как увидел проклятого полковника на причале, — виновато отозвался Руденко, — сразу к сердцу подкатилось. Ну, думал, не жди, Василий, добра. Трое суток по городу петлял, как заяц по первому снегу. Выходит, выследили. К нам во Владивосток, товарищ Андрей, мастера со всей России съехались… Да что я… за вас боимся.

Руденко намочил полотенце в холодной воде и обернул, как чалмой, голову. Лицо его с небольшим задорным носом покраснело, пересекавший бровь шрам побелел. Шрам был то белый, то багровый, то синий — в зависимости от настроения и обстановки.

— Откуда у тебя метка эта? — спросил подпольщик.

— Колчаковцы оставили… Смотри-ка, — с любопытством заметил он, — уши — будто сухой лист на венике: от пару сворачиваются. — И тут же неожиданно крикнул: — Севастьянов! Ну-ка, плесни еще шаечку!

Севастьянов плеснул. Он сидел в самом низу, едва вынося накаленную атмосферу.

В парильню вошел бородатый мужчина с мальчиком. В открытую дверь донесся многоголосый говор, стук металлических шаек, шум бьющей из кранов воды. Сделав несколько шагов, бородач остановился.

— Нажарили, дьяволы, — прикрывая ладонью волосатый рот, сказал он, — пропадем здесь, Ванюшка.

И оба повернули обратно.

— Понятно, Василь Петрович! Только не знаю, как ты, а мне впору следом за ними… Ну ладно. — Товарищ Андрей поохладил лицо водой. — Слушай внимательно.

— Слушаю, товарищ Андрей.

— Когда оружие партизанам отправите? Это первое.

— Через три дня на катерах доставим. Пароходов пока попутных нет, да и опасно с пароходом.

— Ладно. Скажи Кондрашеву: оружие на прежнем месте. Он знает где. — Товарищ Андрей продолжал: — Передай своим, пусть не мешают белогвардейцам друг другу горло грызть Если мы их тронем — японцам на руку, повод дадим к расправе с трудовыми массами… К сожалению, никаких забастовок, понял? — Подпольщик подышал над шайкой с холодной водой. — Они только этого и ждут. А для нас одинаково — что торговый дом братьев Меркуловых, что прокурор Старковский, что генерал Дитерихс: хрен редьки не слаще… Пусть белобандиты друг друга уничтожают, тем чище место будет. А партизаны — другое дело. Партизанам теперь пуще прежнего помогать надо.