Глава I. ПОСОЛ ТЕВТОНСКОГО ОРДЕНА
В предутренней тишине тревожно нарастал топот идущего наметом коня. Псы, спущенные на ночь с цепи, рванулись к тыну, захлебываясь в злобном лае. Подковы громыхнули по деревянному настилу; над забором мелькнул островерхий шлем всадника; топот стремительно стал удаляться и сразу смолк.
В доме боярина Борецкого не спали. В окнах большой горницы, где находилась библиотека, светился едва заметный огонек, почти растворившийся в бледном свете начинающегося дня.
В гостях у хозяина сидел Эйлард Шоневальд, приехавший к боярину Борецкому с тайным поручением от великого магистра тевтонского орденаnote 1. Он прибыл в Новгород с лифляндскими купцами только вчера и в качестве ревельского негоциантаnote 2 был представлен старшине немецкого двораnote 3. В тот же день, переодетый купцом, он прибыл в дом к именитому боярину.
Гостеприимный хозяин по-княжески принял орденского посла. Беседа длилась давно, но о главном Шоневальд еще не успел сказать ни слова. Борецкий поразил гостя своей образованностью и осведомленностью в европейских делах.
К удивлению Шоневальда, ему, неразговорчивому и замкнутому человеку, больше приходилось говорить, чем когда-либо раньше. Разговор шел по-латыни.
Топот одинокого всадника, проскакавшего мимо окон дома, не остался незамеченным собеседниками.
— Гонец… Надо быть, к тысяцкому…note 4 — заметил как бы про себя стоявший у раскрытого окна Борецкий, высокий, статный мужчина.
Когда он обернулся, Шоневальд прочел на лице боярина скрытое волнение. Некоторое время оба молчали.
— Продолжим наш разговор, господин, — прервал молчание Шоневальд. — Я думаю, появление этого всадника не могло отразиться на вашем прекрасном расположении духа.
— Я вас слушаю, ваше священство. — С этими словами Борецкий сел на лавку и, охватив голову руками, оперся локтями на стол.
— Вы согласны со мной, что московский князь не может иметь никаких прав на Великий Новгород, — заговорил посол. — Новгород древнее, Новгород богаче, и земля Новгородская во много раз обширнее земли московского князя.
Речь посла прервал гулкий удар башенных часов в доме Борецкого; часы пробили в нескольких местах города. Когда замолк последний, далекий удар, Шоневальд спросил:
— Кстати, дорогой господин, я никак не могу разобраться в ваших часах, почему они пробили только один раз?
— Мы на Руси начинаем день с восхода солнца. Это первый час дня, один удар наших часов…
Как бы в подтверждение слов Борецкого, первый солнечный луч скользнул по богато убранному столу, ярко загоревшись в алмазах, которыми был осыпан кубок гостя.
Хозяин загасил большую восковую свечу:
— Начался день, ваше священство.
— И этих дней не становится меньше оттого, что мы стареем. Их будет столько же и после нашей смерти… Однако, что вы думаете по поводу…
— Земли, принадлежащие лично мне, — заметил высокомерно Борецкий, — больше всей Московской земли.
— Святая истина, господин!.. — Шоневальд бросил взгляд на собеседника, как бы прицениваясь. Ему показалось, что сейчас время перейти к главному.
— И недаром великий магистр — продолжал посол, приглаживая длинные, заложенные за уши волосы, — глава нашего ордена, считает вас первым человеком в Новгороде, достойным управлять этими землями…
Борецкий насмешливо улыбнулся:
— Если бы я хотел быть посадникомnote 5, ваше священство, поверьте…
— Я не об этом дорогой господин. Вы должны стать полным властелином новгородских земель, независимо, хотят или нет этого горожане.
— Но это неосуществимо! — вырвалось у Борецкого помимо его воли. — Этого никогда не может быть!
— Да! — твердо повторил посол. Он понял, что может говорить смело. — Да, вы должны взять в свои руки власть! Сначала в Новгороде, а потом подчинить себе всю остальную Русь.
— Вы шутите, ваше священство.
— Нет. Вспомните Медичиnote 6. Вы прекрасно осведомлены, о флорентийских делах, господин, мне не надо рассказывать о них.
— Но Новгород не Флоренция, ваше священство.
— Вам надо немедля, — не слушая Борецкого, продолжал Шоневальд, — захватить власть в свои руки, а для этого прежде всего раз и навсегда прекратить сборища черни на дворе Ярославаnote 7. Вечевой колокол утопить в Волхове, а недовольных мужиков сечь батогами и рубить им головы. Ваша пословица говорит: «Не передавивши пчел, меду не есть».
— Да, но как раз чернь и не даст мне этого сделать. — Борецкий навалился на стол, придвигаясь к гостю. — Архиепископ Новгородский поддержит мужиков. За ним пойдут многие, все… Если я выступлю против веча, на меня поднимется весь Новгород, а у нас, ваше священство, каждый мужик вооружен.
— Возможно, — сверкнул глазами Шоневальд, — возможно, господин… Но, если архиепископ будет упрямиться, надо найти другого, более, так сказать… дальновидного. Но самое главное, господин, у вас есть дружина — я знаю это. С двумя тысячами всадников вы завоюете город, а потом…
Борецкий зло рассмеялся в лицо гостю:
— Вы не знаете русских людей! Вы не знаете великого князя! На меня ополчится вся русская земля.
Но посол не обратил внимания на насмешливый тон хозяина: он был увлечен своими мыслями.
— Когда справитесь с мужичьем, то великий князь вам не будет помехой. А мы поможем вам удержать власть и утвердиться в Новгороде. — И посол с торжеством посмотрел на боярина.
