Сегодня, мама! - [4]

— Галь, помнишь, как мы с грузчиками вчера глыбу в запасник перетаскивали? Чтобы ремонту не мешала.

— Помню, конечно, — ответила мама.

— И что ты об этой глыбе знаешь?

— Все знаю. Ее нашли где-то возле сфинкса. По всей поверхности — иероглифы, но такие стертые, что реставрации не подлежат. Я сама писала заключение: «Научной ценности не представляет».

— Ага! — внезапно завопил папа. — Не представляет?! А как мы втроем могли ее передвинуть, ты не подумала? Каменную глыбу размером три на пять метров!

Мама молчала. Потом неуверенно спросила:

— А вы ее что, втроем перетаскивали?

Папа саркастически рассмеялся.

— Вот так-то! Ближе к народу надо быть!

— К грузчикам ближе? Ну, если ты настаиваешь… — покорно сказала мама. Мы со Стасом ухмыльнулись.

— Галина! Не остри! Не время. — Папа, похоже, был настроен сурово. — Я привык к твоему юмору. У меня иммунитет на твои выходки. Я даже не спорю, когда бедные ребята учат никому не нужный древнеегипетский…

— В жизни пригодится, — отрезала мама.

— Галина! — возмутился папа. — Ты же восточная женщина! Ты не должна пререкаться с мужем!

— Извини, дорогой, — как ни в чем не бывало ответила мама. Когда хочет, она ведет себя как восточная женщина, а когда хочет — как очень даже европейская. — Так что там с глыбой?

— Я отбил от нее кусок, — твердо сказал папа.

Наступила гробовая тишина. Потом мама сказала:

— Милый, только не волнуйся. Я приклею его на место, никто и не заметит.

— Не надо, я цемента маленько плеснул и приладил.

— Вандал! — охнула мама. — Ты же не реставратор! Ценна та глыба или нет, но ей уже пять тысяч лет! — От волнения она заговорила стихами.

— А под тонким слоем камня — отполированный металл, — парировал папа.

Снова стало тихо-тихо. Аж слышно, как кошки чавкают.

Я зажал себе рот руками, чтобы не заорать. Ай да папа! А я не верил…

— Какой металл? — спросила мама испуганно.

— Неизвестный науке! — провозгласил папа. Правда, через секунду менее уверенно добавил: — Мне, во всяком случае, неизвестный. Голубовато-серый, очень твердый. Я зубилом царапал — никаких следов. Галя! Внутри глыбы, которой пять тысяч лет, — пустотелый металлический предмет. Точно! Это может быть лишь инопланетный космический корабль.

— Что будем делать? — очень тихо и послушно спросила мама.

— Встанем рано, чтобы долго не спать, чтобы не терять время, — ответил папа. У меня глаза на лоб полезли. Впрочем… Раз уж папа нашел космический корабль, то вправе на радостях составлять и трехступенчатые фразы. У каждого лауреата Нобелевской премии должна быть своя маленькая странность, а то журналистам скучно будет.

— Обколем весь камень с корабля, — продолжал он тем временем. — Люк поищем, чтобы внутрь забраться, чтобы корабль осмотреть, чтобы первыми все узнать… Потом позовем журналистов и покажем. А то, если коллегам сказать, полмузея к открытию примажется. И твой начальничек Ленинбаев — в первую очередь. — Папа скрипнул зубами.

— Он такой же мой, как и твой, — ледяным голосом сказала мама. — И не цепляйся к нему зря, он человек серьезный…

— Ну конечно, — язвительно согласился папа, — уж он-то космические корабли не ищет. Чтобы время зря не терять. — И закончил торжествующе: — И не находит!

Мама что-то примирительно ответила, но что — я не расслышал, потому что мне в ухо возбужденно зашипел Стас:

— Пошли отсюда, пошли, — и поволок за рукав обратно на площадку.

— Ты что?! — возмутился я уже за дверью.

— Что, что! — передразнил Стас. — Слышал же, папа сказал, «чтобы не лезли». Они без нас туда пойдут!

— А мы попросимся, — неуверенно возразил я.

— Так тебя и взяли! — Он презрительно усмехнулся. — Нет уж, если сами не пойдем, последние корабль увидим. Или вообще не увидим.

И, не советуясь больше со мной, он позвонил в дверь, как будто мы только что подошли.

Если бы за ужином папа или мама хоть раз заикнулись о корабле, я бы, наверное, не согласился на авантюру брата. Но, как и утром, за столом царила напряженная тишина, прерываемая только цоканьем когтей Ирбиса, которые ему лень втягивать в подушечки на лапах.

Стас не жуя проглотил свою порцию сосисок с макаронами, залпом выпил чай и, пнув меня под столом, объявил:

— Мы спать пошли.

— Угу, — подтвердил я, давясь сосиской.

Мама взглянула подозрительно (обычно нас в постель загоняют со скандалом), но папа обрадованно поддержал:

— Точно, идите спать, чтобы выспаться.

— Мухер-хухер, ардажер, вдеп сьер-га сакжер-сакжер,[11] — хором продекламировали мы традиционное вечернее прощанье, и мама, успокоившись, ответила как всегда:

— Минерал саг зел азет, ытар бас, ук мытар, Сет.[12]

Проходя по коридору в нашу комнату, Стас мимоходом выудил из кармана маминого плаща связку ключей.

Мы разделись, переложили кошек с кроватей на коврики, погасили свет и нырнули под одеяла. За стенкой папа с мамой принялись что-то оживленно обсуждать.

— Стас, — тихонько сказал я, — а за ключи нам влетит.

— Не влетит, — уверенно ответил он. — Через час вернемся и на место положим.

Не нравилась мне его затея, и я, устроившись поудобнее, закрыл глаза. Я надеялся, что, до того как затихнут родители, мы оба заснем.

Но не тут-то было. Я проснулся оттого, что Стас, светя в лицо фонариком, щекотал меня под мышкой: