Сегодня и — завтра - [2]

— Так что же вы предлагаете? — спросила она.

— Я подумал, что мог бы заехать к вам сегодня вечером. Мы сдаем газету в набор завтра.

— Но ведь книга выйдет не раньше чем через несколько месяцев.

— О, мы можем написать о ней еще раз — ближе к выходу, но рассказать о том, как она создавалась, нам хотелось бы первыми.

Первыми среди кого? Кого еще это может интересовать?

Она сказала:

— Хорошо. В семь часов — вас устроит?

— Заметано — в семь. Адрес у меня есть.

Артур Дебенхэм, преподававший английский язык в старшей группе, как раз проходил мимо, когда она вышла из телефонной будки. Он взглянул на нее и кивнул. Рут повернула голову и проводила его взглядом. Он не спеша, большими шагами шел по коридору, забавно покачивая плечами на ходу. Дебенхэму было за пятьдесят, и он любил время от времени выступать в преподавательской с едкими обличениями современных направлений в искусстве. Поводом обычно служила заметка в какой-нибудь газете, возвещавшая о том, что еще одна пьеса или роман вышли из-под пера «новоиспеченного гения» о задворках «Брэдфорда» или «Бермонди». «Мы живем в век высокопросвещенных невежд, — любил говорить Дебенхэм. — Все нынче пишут пьесы или романы. Ни одному нечего сказать, а если бы и было что сказать, так он не знал бы, как это выразить, однако все настолько полны своих мелких — и обычно грязных — мыслишек, что просто не могут не поделиться ими с миром».

Что скажет он, когда узнает, что и она пошла по этому пути? А ведь скоро он будет знать. Все будут знать.

— Начнем, пожалуй, с биографических подробностей. — Репортер был молодой, примерно того же возраста, что и Рут. На улице шел дождь, и носы его рыжих замшевых туфель потемнели от сырости; он неуклюже отклонил предложение снять синюю нейлоновую куртку, которая была у него надета поверх серого свитера, и миссис Хэттон то и дело поглядывала на него, словно боялась, что он откинется на спинку кресла и оставит мокрое пятно на его зеленовато-желтой обивке. Но репортер продолжал сидеть на самом краешке кресла, держа дешевую шариковую ручку над раскрытым блокнотом, лежавшим у него на колене. Он не прикоснулся к чашке чаю, которую миссис Хэттон, несмотря на его возражения, поставила у его локтя, — чай остывал, а печенье, лежавшее на блюдце, постепенно намокало, вбирая в себя пролитую жидкость.

— Вам… мм… сколько лет?

— Двадцать два.

— Вы окончили местную школу?

— Да.

— А потом…

— Поступила в педагогический колледж.

— Значит, теперь вы преподаете; что именно — домоводство? Почему вы не занялись изучением какого-нибудь предмета, связанного с писательским трудом?

— Мне всегда нравилось хлопотать по дому. Желание писать появилось у меня лишь недавно.

— Рут, даже когда была совсем маленькой, всегда помогала по хозяйству, — вставила миссис Хэттон. — Конечно, это я приохотила ее и научила всему, чему могла, — просто чтобы она сама все умела. Это ведь никогда не помешает.

— Нет, конечно… А что натолкнуло вас на мысль начать писать?

— Разнообразия ради я стала посещать вечерами занятия по литературной композиции. Естественно, что мы должны были и сами писать.

— Сколько же времени вы писали этот роман?

— Ну, что-то около года.

— Вы работали вечерами?

— И по несколько часов в субботу и воскресенье, когда удавалось.

— Ваша семья поощряла вас заниматься этим?

— Они не знали, чем я занимаюсь.

— Вот как! — Молодой человек взглянул на миссис Хэттон, и та изобразила на лице снисходительную улыбку.

— Мы и понятия об этом не имели до самого сегодняшнего утра, когда пришло письмо.

— Вы хотели, чтобы никто не знал?

— В общем, да. По-моему, если ты прежде никогда не писал, все, что вышло из-под твоего пера, кажется очень личным. И тебе страшно это показать. Наверно, тут играет роль стремление пощадить себя.

— Но в данном случае роман, как видно, оказался достаточно удачным, и его приняли к публикации.

— Да. Должно быть, мне повезло.

— Я думаю, вы слишком скромны, мисс Хэттон. Ведь у издателей высокие требования.

— Я тоже так считаю, — сказала ее мать. — Мы все очень горды ею.

— Кстати, а как называется книга?

— «Сегодня и — завтра».

Репортер повторил за ней название и написал его буквами, резко выделявшимися среди стенографической записи в блокноте.

— А могли бы вы вкратце рассказать, о чем он, ваш роман?

Она ожидала этого вопроса и весь день, едва выпадала свободная минута, думала, как на него ответить, но ни к какому решению так и не пришла.

— Видите ли… это не очень легко.

— Я не прошу вас пересказывать сюжет. Но что это — любовный роман, приключенческий или что-то историческое?..

— Сюжет можно изложить в двух словах. Скорее всего это роман о любви. — Да, конечно, ее роман — о любви. И о наивном молодом существе. О потребности верить и о неизбежной беззащитности доверчивого существа перед лицом предательства.

— Значит, романтическая история?

— О нет. Под эту рубрику он не подходит.

Категоричность ее ответа подхлестнула его интерес.

— Вы хотите сказать, что ваша книга слишком откровенна?

— Я бы предпочла сказать, что она честная.

— Ну а герои? На каком фоне разворачивается действие?

— Моя героиня — девушка, впервые уехавшая из дому. Она учится в колледже.