Сегодня День рождения мира - [50]

Мы хотели доехать туда на такси. Но таксист не знал, где этот клуб находится. Мы нарезали круги пешком, чтобы найти его, а когда достигли цели, пришли к выводу, что музыкант в Нью-Йорке ценится не выше, чем в восточном Берлине. Ни тебе костюмерной, ни напитков, ни времени для подготовки… И, конечно же, сборы никто не гарантирует. Мы тогда играли до четырех часов утра. Из-за разницы во времени меня не покидало чувство, что сейчас уже десять, а мы – после ночной попойки. Большой проблемой стал строжайший запрет зажечь в клубе даже спичку, но мы ловко обошли его, чтобы устроить огненное шоу. Тилль в горящем плаще появлялся не из-за кулис, а из запасного бокового выхода. Но это не произвело на публику впечатления. Она и без смены часовых поясов была очень вялая и, видимо, не получала от нашего выступления никакого удовольствия.

На второй концерт нам пришлось ехать в арендованном фургоне прямо в костюмах. Мы снова пребывали на сцене в течение четырех часов. Использовать открытый огонь на сцене нам запретили, причем очень жестко. Тогда мы прибегли к спецэффекту из нашего старого шоу, сопровождавшего песню Feuerräder («Огненные колеса», нем.). Я скакал верхом на Тилле и лупил его горящей неоновой трубкой вместо дубины. Эта идея пришла мне в голову в деревенском клубе в Тюрингии, где в коридоре стоял целый ящик с неоновыми трубками. В конце песни я всегда разбивал мою «дубинку» о Тилля. Это работало замечательно! Должно было сработать и в Нью-Йорке!

Все шло четко по плану. Я покатался на Тилле и эффектно «избил» его. Он пополз на четвереньках вдоль рядов восторженных зрителей и, как бы ничего не соображая, снова вернулся на сцену. Встал передо мной, тупо ожидая удара. Теперь мне следовало разбить о него трубку. Я со всей силы замолотил неоновой трубкой по его груди, но она все не разбивалась. В Америке неоновые трубки оказались намного тверже! Я пробовал снова и снова. Тилль строил мне устрашающие рожи, потому что песня уже подходила к концу. Тогда я собрал все силы и ударил еще раз. Трубка наконец-то сломалась, при этом один осколок впился Тиллю в плечо, другой выстрелил в руку Шнайдеру. А острый конец трубки распорол Тиллю грудь до самых ребер. Другой конец раздробился в моих руках, осколок застрял глубоко в ладони. К счастью, это была последняя песня в нашей программе. Мы с Тиллем пошли в душ для персонала. Мой друг истекал кровью, как резаная свинья. Немедленно примчалась врачиха, чтобы оказать первую помощь. Но, когда она задала Тиллю вопрос, что может сделать для него, он дружелюбно ответил: «Оральный секс!» Она возмущенно оттолкнула нашего солиста и удалилась прочь. Странно, но когда мы с ним, истекая кровью, расхристанные, стояли на улице, никто из прохожих не обращал на нас ни малейшего внимания. Потрясающий город! Таким сумасшедшим я и представлял себе Нью-Йорк.

Во время исполнения Du hast («Ты имеешь», нем.) я могу замедлить движение беговой дорожки. Эта песня чем-то похожа на нашу Satisfaction («Удовлетворение», англ.). Она не является хитом в общепринятом понимании, ее не услышишь по радио или в телевизионных шоу.

Когда появилась Du hast, нас знала только небольшая группа посвященных. И эта песня очень нравилась большинству из них. Ее основу создал Рихард. Когда он проиграл нам главную тему, в моей голове зазвучал другой музыкальный такт риффа в прелюдии, и я был уверен: вся песня должна исполняться соответственно этому такту. Но тогда сбивался уже созданный припев, он начинал звучать слишком рано. Дело было поправимым, но группа воспротивилась тому, чтобы играть песню так, как я ее слышу. Через некоторое время мне стала понятна намеренная ритмическая навязчивость Du hast, и я стал получать удовольствие от присущих ей неоднократных повторений темы. Я бы не осмелился никогда прийти к такой идее. В этом великая сила Рихарда – он ломает стереотипы группы. Наверно, он больше всех из нас занят музыкой. Он уделяет ей даже свободное время. В его комнате находится здоровенная полка с компакт-дисками. Когда раньше в одном музыкальном магазине мы часами раздавали автографы, то имели право прихватить с собой оттуда несколько компакт-дисков. Я был непритязателен в выборе, а вот Рихард совершенно точно знал, чем он хочет пополнить свою фонотеку.

После второго куплета в Du hast – мое самое любимое место. Здесь свободный такт, и можно передохнуть. Потом наступает «часть С». В ее начале мы становимся очень тихими и побуждаем публику подпевать. Текст абсолютно прост: «Du, Du hast, Du hast mich, Du hast mich» («Ты, ты имеешь, ты имеешь меня, ты имеешь меня», нем.). Я теперь не знаю, как это толковать. То ли речь идет о физическом обладании, то ли о чем-то обнадеживающем вроде «У тебя есть я», то ли о ненависти. Но, похоже, публике это не важно. Большинство из зрителей вообще не думают, о чем эта песня.

Потом Тилль начинает стрелять специальными ракетами со страховкой. Они никогда не улетят в зал, потому что к ним приделаны шнуры, концы которых стрелок держит в руке. Большинство пиротехнических эффектов требуют соблюдения правил техники безопасности и поэтому не производят на зрителей должного впечатления. Когда-то мы обстреливали ракетами всё вокруг сцены, но организаторы концертов в конце концов запретили нам это делать. А вот ракеты на шнурах им понравились. Мне они нравятся тоже: эти штуки так классно свистят, когда пролетают над нашими головами! Чаще всего ракеты рвутся около микшерного пульта и оглушают нас. После этого по сцене на группу со всех сторон наползает огонь. Мы прямо-таки наслаждаемся видом пламени. В такие моменты про возможные ожоги забываешь, и болевая чувствительность здорово снижается. Я смотрю на остальных участников группы и вижу на лицах ребят безумные ухмылки. Должно быть, и я выгляжу сумасшедшим…