Седьмой переход - [52]

— Очередной приступ самолюбия. Извини, мне пора. Привет тебе от Зины. Об отце не боспокойся, отец чувствует себя лучше. До свидания,— поспешно проговорил Речка и плотно прикрыл обитую войлоком, звуконепроницаемую дверь Сухаревской квартиры.

Анастасия медленно, с явным усилием подняла голову. Ее глаза, удивившие Родиона сухим, горячечным блеском, требовательно спрашивали его: «До каких же пор это будет продолжаться? Почему ушел от нас еще один близкий человек? Чем на этот раз станешь ты оправдываться?»

— Скатертью дорога,— нарочито бодро сказал Родион Федорович и направился в свою комнату, откуда долетали нетерпеливые, короткие телефонные звонки.

«Москва, — подумала Анастасия.— А говорят, что Москва слезам не верит...»

Устроившись в общем номере гостиницы, на случайно освободившуюся койку, Речка собрался на заседание бюро обкома. После крепких декабрьских морозов установилась теплая, безветренная погода. Снег на тротуарах спрессовался в грязноватый лед. Идти по сплошному катку было трудно, Егор Егорович ступал осторожно, напрягая ноги, глухо ноющие от закоренелого ревматизма, приобретенного еще тридцать лет назад, в котлованах первых ярских строек.

И чем ближе подходил Егор Егорович к обкому, тем больше выбивался из последних сил, будто за какие-нибудь одни сутки так далеко скатился вниз, что ему теперь и не подняться. А как же станет подниматься его свояк по этой наклонной плоскости, подернутой ледком?..

До заседания бюро оставалось больше получаса. Чтобы не мозолить глаза обкомовским работникам и немного собраться с силами, Егор Егорович присел в сквере, огляделся. У высокой елки, привезенной в степной город невесть откуда, толпились ребятишки, восторгаясь большущим дедом-морозом, подпоясанным красным кушаком. Глыбы льда вокруг заснеженного фонтана светились голубыми, оранжевыми, синими огнями. И странно выглядел в этом сказочном царстве-государстве бравый милиционер — верный страж земного порядка; он лениво обходил свои владения, позевывая от скуки в такой чудесный вечер, под ясным, звездным небом.

Егор Егорович поднялся, глубоко вздохнул, от души позавидовав веселой детворе, подотчетной лишь родителям. Не успел он сделать и нескольких шагов, как музыка оборвалась, прозвучал знакомый голос диктора: «Сообщение ТАСС». Егор Егорович приостановился, недовольно взглянул на шумливую, беззаботную публику. «О запуске космической ракеты в сторону Луны...»— одним протяжным выдохом объявила далекая Москва.

— Потише, вы! — прикрикнул милиционер на стайку разыгравшихся ребят.

Те покосились на него, отбежали в сторону.

Егор Егорович слушал задумчиво, опустив руки в карманы черненого полушубка. А милиционер, стоявший рядом, все поглядывал в небо, точно пытался различить на туманном Млечном Пути ту невообразимо быструю звездочку ракеты, что с такой недозволенной для городских проспектов скоростью мчится ввысь, не обращая внимания на предупредительный желтый кружок лунного светофора.

— Ну и дела! — сказал блюститель порядка, когда опять грянул бравурный марш.

— Поздравляю вас, товарищ,— подал ему руку Егор Егорович и пошел к Дому Советов, стараясь успокоиться, уравновесить непривычно летучий шаг.

На бюро обкома он сполна принял на себя грехи Сухарева. Его пожурили минут десяток, и тем дело кончилось. Все были взбудоражены, все были добрыми.

«В общем, зря готовился открывать счет выговорам 1959 года,— мрачно посмеивался над собой Егор Егорович, возвращаясь в гостиницу.— Это меня ракета вытянула из беды: как-никак, вторая космическая скорость... Сможет ли Родион по достоинству оценить наше вторжение во Вселенную? Или будет продолжать доказывать, что время подошло для нынешних успехов? Вряд ли он долго продержится на своей заоблачной «орбите». Неровен час, сгорит в этих самых плотных слоях земной атмосферы».

15

Да, время имеет свой рельеф. Если развернуть топографическую карту времени, то взгляд сразу же остановится на длинной череде высот двадцатого столетия. Гряда за грядой подымаются над равнинным простором предыстории. Не тысячами метров над уровнем моря, а свершениями народа измеряются они. Конечно, имели свои вершины и все предшествующие века нашей эры, но что значат они в сравнении с главным хребтом Октябрьского массива! Именно отсюда, с одной из террас с отметкой «1959» и взмыла первая космическая ракета, нацеленная в сторону Луны. Преодолевая критический барьер земного притяжения, она обозначила свой первопуток светящимся натриевым облаком на высоте 113 тысяч километров и навсегда исчезла из виду очарованных людей. Все глуше доносились ее радиосигналы с неведомых разъездов лунной магистрали, пока не стихли вовсе в солнечной дали.

Обычная ракетница — походная принадлежность идущих впереди. Так и космическая ракета оказалась в «табельном имуществе» разведчиков будущего, прокладывающих путь всему людскому роду. Словно для того, чтобы ясно было видно всем не только на Земле, но и на других планетах, что мы вступили на предгорье семилетия, взвилась навстречу Солнцу сигнальная ракета коммунизма. Пусть знают на флоридском мысе Канаверал: советская держава точно в установленный день и час перешла в общее наступление по всему строительному фронту.