Седьмая встреча - [27]

— Красное? Надо подумать. Да! Конечно, красное.

Однажды Руфь взяла в библиотеке книгу. Она прочитала ее не очень внимательно, но поняла так, что Дарвин считал, будто люди произошли от хищников и обезьян. Если это правда, значит, в одном семействе могло быть много разных видов.

Пока Руфь пила кофе, она размышляла, от какого животного могла произойти бабушка. Спросить об этом она не решалась. Ее могли неправильно понять. С бабушкой можно было говорить о многом, но все-таки не обо всем.

Йорген немного напоминал лошадь. Он говорил мало, только встряхивал головой и был удивительно красивый. А какие у него глаза! В них никогда не было злобы. Только грусть.

Мать была похожа на тощую овцу, которая вдруг останавливается и начинает блеять. Но при этом она была очень ловкая и ладная и даже навоз из хлева выгребала красиво. „Ни дать ни взять, горожанка“, — говорила бабушка. Вот она уж точно была раньше каким-нибудь необычным животным.

Эмиссар и тетя Рутта тоже могли в любую минуту напомнить никому неизвестных животных, которые жили только в джунглях или в Земле Иудейской. Тетя Рутта иногда казалась опасной. Возможно, как носорог? Эмиссар больше смахивал на слона. Только гораздо красивее. Входя в комнату, он сразу занимал ее всю, и уже ни для кого вроде не оставалось места.

Руфь попыталась представить себе, каким животным была она сама. Скорее всего, лаской, которая мелькает среди камней и впивается зубами в тех, кто ловит ее ради шкурки. Однажды Руфь хотела поймать взгляд ласки до того, как она скроется в каменной изгороди. Но зверек был слишком проворен. Ласка мгновенно исчезла неизвестно куда.

Хорошо быть лаской, скрывающейся в своем тайном убежище, думала Руфь. И совершать поступки, непонятные здесь никому. Даже бабушке. Но для этого нужно уехать отсюда. Туда, где ни перед кем не придется падать ниц.

— Допивай кофе, Руфь. Ты должна принести дяде сухую одежду, — сказала бабушка и прикоснулась рукой к затылку Руфи. Ее рука была похожа на теплую медвежью лапу. Грубую и в то же время мягкую.

— Что мне ей сказать?

— Скажи, что и на этот раз все сошло благополучно. Его никто не видел.

— А брюки?

— Скажи только, что ему нужны другие брюки.

— Мне надо домой. Меня ждет Йорген.

— Нет. Сперва принеси дядины брюки!

Руфь бежала по пригоркам, ей хотелось поскорей выполнить бабушкино поручение. Она надеялась, что никто из соседей, обративших внимание на нетвердую походку дяди Арона, не появится у тети Рутты, чтобы поинтересоваться, все ли с ним в порядке, как это однажды сделала Фина из Свингена.

Руфь благополучно добежала до дядиного дома. На крыльце стояла тетя Рутта и вытрясала половики. Видно, она почуяла недоброе, потому что вид у нее был сердитый.

— Дядя у бабушки. Ему нужны брюки, — запыхавшись, выпалила Руфь.

Тётя Рутта стала браниться, и в уголках губ у нее появились пузырьки слюны. Как будто Руфь была виновата в том, что дяде понадобились другие брюки.

— Скажи, что я ему голову оторву, когда он вернется домой!

Руфь молчала.

— Скажи своей бабушке, что я прибью Арона гвоздями к I» ям лодочного сарая и оболью кипятком, пусть тогда забирает то, что от него останется. До чего же хитрая баба моя свекровь, и как она носится с этим лодырем.

— Никакая она не хитрая! Она уложила дядю на диван, чтобы поберечь твои нервы! — крикнула Руфь, не сдержавшись.

— А ты помалкивай, Эмиссарово отродье! И не смей говорить со мной, будто я сопливая девчонка! Я твоя тетка! Понятно тебе?

Руфь ловко уклонилась от увесистой ладони тети Рутты.

— Бабушка сказала, что все в порядке, его никто не видел, — сказала она, не спуская глаз с тетиной руки.

Из тети Рутты как будто выпустили воздух. Губы сомкнулись, образовав грубую черту с углублениями по углам. На щеках у нее были ямочки, и когда она смеялась, и когда сердилась. Только когда тетя Рутта сердилась, ямочки появлялись ниже, чем обычно. Она вытерла лицо фартуком и вошла в дом. Руфь осталась на улице.

— Не стой там как дурочка. Люди подумают, что я не пускаю тебя в дом, — сквозь зубы процедила она.

Руфь скинула на крыльце башмаки и вошла в кухню. Но, пока тетя Рутта заворачивала чистые брюки в серую бумагу и обвязывала пакет просмоленной бечевкой, она стояла у двери.

Пакет должен был выглядеть как «что-то важное», если Руфь встретит кого-нибудь по дороге. Тетя Рутта всегда пользовалась просмоленной бечевкой, потому что однажды на аукционе они купили большой моток. Из него получилось много отдельных клубков. И в сенях у дяди всегда пахло смолой.

Когда Руфь собралась уходить, тетя Рутта принесла ей из чулана большой кусок пирога.

— Я тебя убью, если ты кому-нибудь из детей скажешь, что я дала тебе пирога! До вечера я не желаю видеть здесь эту чертову ораву!

Дядя Арон и тетя Рутта родили девятерых детей, но выжили из них семеро. Двоих Господь забрал к себе еще маленькими, семеро оставшихся уже давно вышли из младенческого возраста. И Руфь прекрасно поняла, почему тетя так сказала: дома от детей всегда стоял страшный шум. Однажды она слышала, как какой-то мужик из Верета говорил со смехом, что дядя Арон штампует детей так же ловко, как продуктовые карточки. Но Руфь не обращала внимания на всякую болтовню. Дядя Арон был все-таки дядей Ароном.