Седла для избранных - [5]

Шрифт
Интервал

Однажды мне показалось, что я все же допек его. Утром, пока он еще не проснулся, я нацепил на него пару манжет с запонками, а потом потащил в один из самых больших отелей в городе, чтобы поглядеть всех этих модных красавчиков и барышень высокого полета. Они ходили там целыми толпами, и все, можно сказать, сливки общества, разряженные в пух и прах. И вот, пока мы на них так глазели, Солли издает какой-то жуткий скрипучий смешок, точь-в-точь как скрипит складная кровать со сломанным роликом, когда ее двигают с места на место. Это было в первый раз за две недели, и я воспрянул духом.

— Что, неплохой набор открыточек, а? — говорю я ему.

— Да я вовсе не думал про этих пижонов и недоносков, — отвечает он. — Просто вспомнил, как один раз мы с Джорджем подсыпали овечьего блохомора в виски Джону Кобылья Башка. Хотел бы я сейчас быть в Атаскоза-Сити.

Мороз побежал у меня по спине. «Ну погоди, — думаю, — сейчас я тебе сделаю разом шах и мат».

Я взял с Солли обещание, что он подождет меня в кафе с полчасика, а сам нанял кеб и понесся на Сорок третью улицу к Лолабелле Делатур. Я хорошо ее знал. Она была хористкой музыкальной комедии на Бродвее.

— Джейн, — говорю я ей, — я привез в Нью-Йорк приятеля из Техаса. Вообще-то он парень в порядке, только малость отяжелел. Хотелось бы растормошить его немного сегодня вечером — так, знаешь, небольшой загул с вылазкой в казино за снетками и солеными орешками. Идет?

— А как у него насчет пения? — спрашивает Лолабелла.

— Ты меня знаешь, — говорю я. — Я не стал бы тащить его из дома за тридевять земель, если бы не убедился, что у него все в порядке по части нот и банкнот.

— Ладно, — говорит Лолабелла, — Приведи его ко мне после второго акта, и я проверю его кредиты и полномочия.

В тот же вечер, часов около десяти, я привел Солли в уборную мисс Делатур — ее камеристка нас впустила. Спустя десять минут входит Лолабелла прямо с подмостков, сногсшибательная в своем костюме, который она надевает в той сцене, когда выходит из рядов дам-гренадеров и говорит королю: «Милости просим на наш пикник». И можете биться об заклад с кем угодно, что роль свою она получила вовсе не из-за того, что уж очень художественно произносила эту реплику.

Как только Солли увидел ее, он встал и пошел прямо на сцену, а оттуда на улицу. Я двинулся за ним следом. Ведь не Лолабелла платила мне жалованье. Я уже начал сомневаться, платит ли мне его кто-нибудь вообще.

— Лук, — говорит Солли, когда мы очутились на улице, — нехорошо-то как вышло. Мы, видно, по ошибке попали в спальню этой дамы. Я, как джентльмен, готов принести всяческие извинения. Как думаешь, простит она нас?

— Да она уж забыла, — говорю я. — Конечно, тут вышла ошибка. Пойдем поищем где-нибудь бобов.

Вот так оно и шло. Только очень скоро после этого случая я заметил, что в обеденное время Солли куда-то пропадает. Я припер его к стенке, и он признался мне, что нашел на Третьей авеню ресторан, где готовят бобы по-техасски. Я увязался туда за ним, и в ту же минуту, как я переступил порог ресторана, я поднял руки вверх и мысленно сказал «сдаюсь».

За стойкой сидела молодая женщина, и Солли познакомил меня с ней. Потом мы сели, и нам подали бобы.

Да, сэр, особа, сидевшая за стойкой, была из той породы молодых женщин, для которых заарканить мужчину легче, чем шевельнуть пальчиком.

Тут есть один способ, и она знала его. Я видел ее в работе. Вид у нее был цветущий, и одета она была просто. Волосы у нее были зачесаны гладко, без всяких локонов и завитушек на лбу или на щеках. Вот как она выглядела. А теперь я вам скажу, как они это проделывают. Все очень просто. Когда она хочет оплести мужчину, она устраивает так, что всякий раз, когда он бросит на нее взгляд, он видит, что она смотрит на него. Вот и все.

На следующий вечер мы с Солли собирались в семь часов отправиться на Кони-Айленд. Было уже восемь, а он не показывался. Я почуял неладное, вышел на улицу и нанял кеб.

— Вези меня в ресторан «Родной Техас» на Третьей авеню, — говорю я кебмену. — Если я не найду там того, что мне надо, поедем по этим седельным лавкам. — И я протянул ему список.

— Босс, — говорит кебмен, — я как-то жевал кусок говядины в этом ресторане. Ежели вы и впрямь проголодались, советую вам начать с седел.

— Я сыщик, — отвечаю я, — и вообще ничего не ем. Ну, валяй побыстрее.

Как только я вошел в ресторан, я понял по линиям моей ладони, что мне следует опасаться высокого рыжего остолопа и что меня ждет большая денежная потеря.

Солли там не было. Не было на месте и гладко причесанной дамы.

Я стал ждать; час спустя они приехали в кебе и сошли вместе под ручку. Я отозвал Солли за угол на пару слов. Он улыбался во весь рот. Только не я организовал эту улыбку.

— Она — грандиозная женщина, — говорит он.

— Поздравляю, — говорю я, — я хотел бы получить свою тысячу, и, если можно, сейчас.

— Послушай, Лук, — говорит он, — не могу сказать, чтобы я так уж бурно веселился под твоей опекой и водительством. Но я сделаю для тебя все, что смогу. Все, что смогу, — повторяет он. — Мы с мисс Скиннер час назад поженились и завтра утром уезжаем в Техас.


Еще от автора О Генри
Дороги, которые мы выбираем

«В двадцати милях к западу от Таксона «Вечерний экспресс» остановился у водокачки набрать воды. Кроме воды, паровоз этого знаменитого экспресса захватил и еще кое-что, не столь для него полезное…».


Последний лист

О. Генри (1862 - 1910) - псевдоним Вильяма Сиднея Портера, выдающегося американского новеллиста, прославившегося блестящими юмористическими рассказами. За свою недолгую творческую жизнь он написал около 280 рассказов, не считая фельетонов и различных маленьких произведений.


Дары волхвов

«Один доллар и восемьдесят семь центов», — так прозаично начинается одна из самых удивительных историй любви в мировой литературе. Перечитывать «Дары волхвов» О. Генри можно бесконечно, ведь иногда так нужно напоминание о том, что настоящее счастье можно найти и в меблированной квартирке за восемь долларов в неделю.


Короли и капуста

Новеллы О. Генри (настоящее имя Уильям Сидней Портер, 1862–1910) на протяжении вот уже ста лет привлекают читателя добрым юмором, оптимизмом, любовью к «маленькому американцу», вызывая интерес и сочувствие к жизненным перипетиям клерков, продавщиц, бродяг, безвестных художников, поэтов, актрис, ковбоев, мелких авантюристов, фермеров.Ярким примером оригинального стиля О. Генри является повесть «Короли и капуста» (1904), состоящая из авантюрно-юмористических новелл, действие которых происходит в Латинской Америке, но вместо королей у него президенты, а вместо капусты — пальмы.


На помощь, друг!

«Когда я торговал скобяными товарами на Западе, мне не раз случалось наведываться по делам в один городишко под названием Салтилло, в Колорадо. Саймон Белл держал там лавку, в которой торговал всякой всячиной, и я знал, что всегда смогу сбыть ему партию-другую своего товара. Белл был этакий шестифутовый, басовитый детина, соединявший в себе типичные черты Запада и Юга. Он нравился мне. Поглядеть на него, так можно было подумать, что он должен грабить дилижансы или жонглировать золотыми копями…».


Сила привычки

Один из самых известных юмористов в мировой литературе, О. Генри создал уникальную панораму американской жизни на рубеже XIX–XX веков, в гротескных ситуациях передал контрасты и парадоксы своей эпохи, открывшей простор для людей с деловой хваткой, которых игра случая то возносит на вершину успеха, то низвергает на самое дно жизни.«Нападкам критики подвергались все источники вдохновения, кроме одного. К этому единственному источнику мы и обращаемся в поисках высокопоучительной темы. Когда мы обращались к классикам, зоилы с радостью изобличали нас в плагиате.