Седая нить - [26]

Шрифт
Интервал

Прежде всего зашёл он к нам в тень и отдышался.

Потом посмотрел на нас тёмными, с маслянистым налётом, поэтическими своими глазами и грустно сказал:

– Жарко!

– Верный вывод! – сказал Довлатов.

– Здравствуй, Витя! – сказал я.

– Здравствуй, Володя! – сказал Кривулин. – Здравствуй, Сергей!

– Здравствуй, здравствуй! – сказал Довлатов. – Значит, жарко в городе нашем?

– Жарко! – глухо сказал Кривулин. – Слишком жарко. Терплю. Как и все.

– Что касается меня, – сказал Довлатов, – то моё терпение – особого рода.

– Похмелюга? – понимающе спросил Кривулин.

– Она самая. Вот и терплю.

– А я ведь шёл к тебе, Володя! – сказал Кривулин. – Туда шёл, на чердак.

– Случилось что-нибудь? Или просто так шёл, в гости, чтобы навестить меня? – спросил я.

– Не просто так, – сказал Кривулин, – а с целью.

Тут он полез в карман и, порывшись в нём, извлёк оттуда и продемонстрировал нам измятую пятёрку.

– Целое богатство! – прищурившись на кривулинскую пятёрку, сказал уважительно Довлатов. – А у меня… Что есть у меня? – он тоже полез в карман брюк и вытащил оттуда несколько медяков, – да, у меня капитал поскромнее.

– Не переживай, – сказал Кривулин. – Моя пятёрка с этой минуты становится нашей общей.

– Почему такие метаморфозы? – удивился Довлатов.

– Так я решил, – сказал Кривулин. Он повернулся ко мне и продолжил: – Понимаешь, Володя, вообще-то я шёл к тебе. Хотел выпить с тобой пива. И вот, увидел вас двоих. Значит, выпьем пива втроём.

– А может быть, лучше – водки? – спросил с надеждой Довлатов.

– Сергею пить пиво – нет смысла. Ему только водка поможет, – сказал я.

– Что верно, то верно, – сказал со вздохом Сергей.

– Можно и водки выпить, – согласно кивнул Кривулин. – Только одной бутылки мало, а на две у нас не хватит.

Я тоже полез в карман. Выскреб какую-то мелочь.

– Не густо, – сказал Довлатов.

– Маловато, – сказал Кривулин.

Поразмыслив, сказал я приятелям:

– Ничего! Мы сейчас добавим. Полагаю, что эту пятёрку превратить нам удастся в десятку.

– Но как? – воскликнул Довлатов.

– Очень просто! – ответил я. – Подождите меня здесь, в арочке. Я сейчас поднимусь на чердак, на минутку, и сразу вернусь.

– Будем ждать! – сказал мне Довлатов.

– Ждём тебя! – сказал мне Кривулин.

– Ждите. Я туда и обратно.

И пошёл я на свой чердак.

То есть, в общем-то, на Наумов. Но на время всё-таки – свой. Жаркий. Душный. Служивший пристанищем, пусть и временным, да надёжным, посреди скитаний моих.

Я снова поднялся по крутой лестнице на самый верх. Открыл ключом скрипнувшую дверь. Вошёл в чердачную духоту. Вытащил из угла свою сумку. Достал оттуда пару книг, прихваченных с собой в дорогу ещё в Москве. Запер дверь. Быстро сбежал вниз по лестнице. И вскоре уже стоял в арочке рядом со своими приятелями.

– Вот книги, – сказал я, – их надо как можно скорее сдать в магазин. И тогда наша сумма увеличится. И можно будет выпить втроём. И даже закусить немного.

Намётанным глазом Кривулин взглянул на книги.

– Десятку дадут, – сказал он. – Книжники. На Литейном.

– Идёмте! – сказал Довлатов.

И я воскликнул:

– Вперёд!

Мы, все трое, отправились в путь. По жаре. Здоровенный Довлатов. Опираясь на палку – Кривулин. С предназначенными для продажи, для покупки желанной водки, да ещё и закуски, книгами, с отрастающей бородою, весь в полёте, в порыве – я.

Литейный проспект был близко. Добрались мы туда очень быстро.

Возле книжного магазина шатались невзрачные с виду, но на деле матёрые книжники.

Кривулин взял мои книги – и направился прямо к ним.

Пошушукавшись с ними, он вскоре вернулся к нам.

– Вот, – сказал Кривулин, – десятка!

И он протянул мне – действительно десять рублей.

– Браво! – громко воскликнул Сергей. – Было – пять, стало – целых пятнадцать драгоценных советских рублей!

Я сказал:

– А теперь – за водкой! А потом – ко мне, на чердак.

И мы втроём зарулили в гастроном.

Там сложили мы свою наличность воедино.

Там Довлатов галантно сказал продавщице:

– Мадам! Нам – водки, пожалуйста. Водки.

– И пива! – сказал Кривулин.

– Не забудьте и про закуску! – скорректировал я приятелей. – Может, вы и успели позавтракать. Как-никак, вы живёте дома. Ну а я обитаю нынче, как известно, на чердаке. И могу вам честно признаться, что с утра ничего не ел.

– Дело поправимое! – утешил меня Довлатов.

– Сейчас мы произведём нужные закупки! – солидно сказал Кривулин.

– Действуйте, братцы, действуйте! – сказал приятелям я.

Мы набрали и водки, и пива, и закуски, и сигарет – на все пятнадцать рублей. Всё истратили. Подчистую.

И вышли из гастронома.

И – втроём – зашагали ко мне.

На чердак. С драгоценным грузом.

С гарантией улучшения общего – на троих – настроения. И с надеждой, что подольше продлится оно.

Шёл Довлатов, как Пётр Великий.

Шёл Кривулин – спиралеобразно.

Шёл я, рыжебородый, с ними.

Были все мы тогда – заодно.

И пришли мы вскоре на место.

И поднялись по крутой и щербатой лестнице ко мне на чердак. На Наумов. Но на время – всё-таки мой.

И выпили мы на троих водки. И закусили. И повторили. И в третий раз выпили. И закурили.

Как ни странно, водка в жару, здесь, в духоте чердачной, пошла хорошо. Наверное, потому что мы были – втроём.

Говорят: Бог Троицу любит.

Значит, знают – что говорят.


Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.


Звучащий свет

Новая книга стихов легендарного «смогиста» Владимира Алейникова – это классическая в лучшем смысле этого определения поэзия, в которой виртуозная рифма облекает не менее виртуозный смысл. Каждое стихотворение – маленький роман, в него входишь как в просторный дом и выходишь измененным…


Рекомендуем почитать
Жизнеописание. Письма к П.А. Брянчанинову и другим лицам

Жесток путь спасения, жестоко бывает иногда и слово, высказанное о нем, - это меч обоюдоострый, и режет он наши страсти, нашу чувственность, а вместе с нею делает боль и в самом сердце, из которого вырезываются они. И будет ли время, чтоб для этого меча не оставалось больше дела в нашем сердце? Игумения Арсения.


Братья Стругацкие

Братья Аркадий Натанович (1925–1991) и Борис Натанович (род. 1933) Стругацкие занимают совершенно особое место в истории отечественной литературы. Признанные классики научной и социальной фантастики, они уверенно перешагнули границы жанра, превратившись в кумиров и властителей дум для многих поколений советской интеллигенции. Созданные ими фантастические миры, в которых по-новому, с самой неожиданной стороны проявляется природа порой самого обычного человека, и сегодня завораживают читателя, казалось бы пресытившегося остросюжетной, авантюрной беллетристикой.


Федор Михайлович Решетников

В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.


«Ты права, Филумена!» Об истинных вахтанговцах

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Четыре жизни. 1. Ученик

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.


Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Тигрушка

Кто такие «шестидесятники» и в чем их феномен? Неужели Аксенов, Бродский и Евтушенко были единственными «звездами» той не такой уж и далекой от нас эпохи высоких дамских начесов и геометрических юбок? Анатолий Гладилин может по праву встать с ними в один ряд. Он написал легкую и изящную, полную светлой грусти и иронии мемуарную повесть «Тигрушка», в которой впервые сказана вся правда о том невероятном поколении людей, навсегда свободных. Под одной обложкой с новой повестью выходит незаслуженно забытое переиздание «Истории одной компании».


Четыре жизни Василия Аксенова

Кого любил Василий Аксенов – один из самых скандальных и ярких «шестидесятников» и стиляг? Кого ненавидел? Зачем он переписывался с Бродским и что скрывал от самых близких людей? И как смог прожить четыре жизни в одной? Ответы на эти непростые вопросы – в мемуарной книге «Четыре жизни Василия Аксенова».