Сделай мне приват - [16]
Они пришли вместе с Дарк через полчаса. Бурая жила в пятнадцати минутах пешком от студии. Я не сразу узнала нашего админа: Бурая была лысая, как колено и накрашена чуть ярче обычного. Одежда — изящная кожаная курточка, темно-зеленый свитер грубой вязки под горло, штаны с огромным количеством маленьких ремешков, алая сумка, которая была единственным ярким пятном, не подходящим ни к чему. Хулиганский Нью-Йорк, Бурая была действительно бесподобна.
— Дарк, у тебя деньги есть?
— Рублей десять.
— Бурая? У нас ни кофе, ни еды… Только водка.
Я внезапно осознала, насколько мы все неблагополучны, насколько мы предоставлены сами себе. Сборище голодных, обдолбанных и одиноких существ. Мы настолько изуродовали себе жизнь, что не в состоянии протягивать руку помощи даже самим себе.
Я взглянула на Аланика: он пытался отлепиться от стенки, никто ему не мешал в этом нелепом и бессмысленном мероприятии. Общежитие. Кухня лепрозория, в которой больные хронической нежизнеспособностью, изолируются от социума для того, чтобы впредь заражать своими язвами только друг друга. Петербургская прописка была только у меня и Лилит. Было здорово, если кто-то где-то угощал нас ужином. Я уже не стеснялась дома у мужчины попросить положить свои вещи в его стиральную машину. Лилит всегда составляла список подарков на праздники. Подарков, которые она хочет. Аланик не медлил с сексом, если молодой человек, которого он едва знает, покупал ему зимнюю куртку. Или пиццу.
Наши диалоговые окна с миром всегда заключались только в бумажках с водяными знаками, в смс. В мужчинах и женщинах, которые оставляли свой эпидермис под нашими ногтями.
Я думала, что ведь никто никогда меня ни от чего не защищал. Хотелось верить, что это просто потому, что меня никто никогда не обижал по-настоящему. Что было просто не от чего защищать. Я осмотрелась: Аланик лежал на полу, свернувшись калачиком, Лилит и Бурая укрывали его одеялом и пытались всунуть под голову подушку. Текки сидела, прислонившись головой к стенке, и жевала пластиковую соломинку, глаза у нее были на мокром месте. Дарк наливала водки. Себе и мне. Я пошла в ванную и уперлась лбом в жирное зеркало, прямо в надпись. Глупый, нефункциональный и театральный жест. Меня есть от чего защищать, зло подумала я. Я посмотрела на себя: зеленоватое лицо, чересчур ярко накрашенный рот, в разводах помады лоб. Меня есть от чего защищать. От всего этого.
Я зажмурилась. Я попыталась плакать, но у меня не получилось. По привычке, я не подпускала боль слишком близко. Это похоже на рвотный позыв при пустом желудке. Меня начало трясти — такое иногда случалось, если я долго не ела и принимала алкоголь. Дрожь становилась все более крупной и плавной — я потихоньку успокаивалась.
Она подошла сзади и начала ладонью вытирать мне лоб. Заурчал от горячей воды кран. Она намыливала руку и спускала розовую пену. Снова намыливала. Снова спускала.
— Я заберу тебя отсюда, — глухо сказала она мне в затылок.
— Куда?
— К себе. Лилька сильная, а ты — слабачка.
Я повернулась к ней, ноги еще плохо слушались меня, она поддержала меня за пояс мыльной рукой. Дрожь возвращалась, но не от голода. Я попыталась пожать плечами.
— Я ничего не умею. Кроме этого.
— Мы научимся. Мы обязательно научимся.
Я поняла, что с этого момента до меня есть дело. У меня есть это «мы». Она сказала «мы обязательно». В притоне разврата это звучит как клятва.
Кто-то меня заберет. Меня заберут отсюда. Меня заберут. Возьмут и заберут. Мне хотелось повторять это и повторять.
Мы с Дарк уже второй месяц упражнялись в простом гомосексуальном семейном счастье.
— Да еду я, блядь, еду!!!!! Через сколько?! Минут через двадцать пять!!! В пробке я стою!!!!
— Одевай перчатки, холодно.
— Надевай перчатки. НА себя вещи НАдевают. Одеваешь ты… ну, меня вот сейчас ты одеваешь…
— Значит, тебя я Одеваю, а перчатки ты НАдеваешь?
— Ага.
— Нет, я бы все-таки поспорила… иногда я тебя НАдеваю.
— Дура ты безграмотная. Иди вон куртку НАДЕНЬ.
— Ассс!!!! Горячо же!!! Ты сдурела таким кипятком поливаться?! Я попозже зайду. Космическая баба.
— Сколько?! За эти десять сантиметров ткани?! Маруся, ты как вообще себя чувствуешь?!! Девушка, спасибо, не надо!! Не надо нам помочь!!
— Дарк, хочешь, позавтракаем где-нибудь? Дааарк?.. Пойдем сейчас в «Кофемолку», тут дорогу перейти? Ну? Там кашу, знаешь, какую варят? Ну давай, потихонечку встаеоом… В ванной гель для душа новый, вкусный. Даааарк?.. Ну надо, надо. Только сегодня и больше никогда тебе не надо будет рано вставать. Никогда, я обещаю. Только сегодня. Пожалуйста.
— Ну и кто этот ободранный фото-гуру?! Джаст а френд оф майн? А ты всех френдов с рук лимончиком кормишь?!
— Сделай мне приват!
— Больше тебе ничего не сделать?
— Ну пожалуйста, понарошку! Я в другой комнате сяду, а кам протянем сюда, а? Ты будешь мне по аське писать секс…
— Пойдем, поедим, а то у тебя профессиональная деформация психики развивается…
— Тебе партзадание было дадено: купить свежей рыбы и пакетиков для льда! Ты умеешь готовить мороженые почки?! Я не умею! Ты, Бурая, умеешь?! Видишь, и Бурая не умеет! И Лилька не умеет! А деньги последние были! На хуя нам с тобой мороженые почки?!
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».