Сделано в Японии - [37]
— Э — э, Канеко-сан, похвастаться вам тут в дорожном отделе, как я погляжу нечем.
— Ну не совсем. По другим категориям машин у нас показатели повыше, — обиделся Канеко.
— По каким «по другим»?
— Ну я же сказал: по недорогим легковушкам.
— И какой по ним показатель?
— Шестьсот девяносто четыре угона за январь — март — шестьсот сорок пять машин найдено. Уже найдено…
— А что ж с джипами-то так плохо?
— Да есть причины…
— Какие, если не секрет? — Я решил продолжить тянуть из Канеко все жилы до тех пор, пока он наконец-то не осознает, что сопротивляться бессмысленно, что, если уже я кого или чего решил дожать, я дожму обязательно.
— Их нет, понимаете, Минамото-сан?
— Что значит «их нет»? Машин нет?
— Да, машин. Нету машин — и все. — Канеко в последний раз щелкнул мышкой, компьютер издал неаппетитный всхлип, и его завораживающий миллионы наших соотечественников экран погас. — Пойдемте, Минамото-сан, в столовую кофе попьем. Если вы, конечно, не торопитесь…
Я взглянул на часы: было без пяти семь, и, разумеется, я вступал в ту временную зону понедельника, которая не сулила мне ничего хорошего, если я пойду сейчас пить кофе с Канеко, а не возьму ноги в руки и не поскачу на электричку чтобы не гневить Дзюнко. Домой хотелось — ведь сегодня только понедельник, и инерционность субботне-воскресной расслабухи в кругу симпатичных и, можно даже сказать, любимых домочадцев заставляет все — таки вздыхать по запаленному позавчера притягательному очагу домашнего уюта. Я знаю, что к четвергу это пройдет и, как это происходит со мной еженедельно на протяжении последних двух десятков лет, потребность мчаться домой после шести угаснет, но только для того, чтобы вспыхнуть вновь поближе к воскресному вечеру. А сегодня, как назло, понедельник, и домой пока все еще очень хочется.
— Не тороплюсь, Канеко-сан. — Я отрезал себе пути к слабовольному и малодушному отступлению в свой второй, обывательский мир.
— Сима-сан, я на полчасика выйду?
Сима, тоже в чине капитана, но, видимо, старший в дорожном отделе, молча кивнул в сторону Канеко. Я помню этого Симу — он раньше в китайском отделе работал, а до этого, если не ошибаюсь, служил в Шанхае, в охране нашего генконсульства. Проходя следом за Канеко, сквозь конторские столы, заваленные пухлыми папками и замусоленными бланками протоколов, я краем глаза отметил про себя, что и два других дорожника, превших в уже нерабочее время за источавшими холодный лунный свет компьютерами, — тоже из бывших наших, из международного управления: один, то ли Танака, то ли Наката, не помню точно, работал еще полтора года назад у Иокомити в корейском отделе, а второго — здесь никаких, даже поверхностных ассоциативных идей по поводу фамилии у меня нет — я видел в южноазиатском отделе.
Уже в лифте я заметил в адрес Канеко:
— Наших у вас, я гляжу, много работает.
— Каких «наших»?
— Тех, кто раньше у нас, в международном, работал…
Бывших наших, я хотел сказать…
— Заметили?
— Заметил. Только фамилии их не помню.
— Сима…
— Да, Симу из китайского помню. Двух других — нет.
— Ямада-сан из отдела Южной Азии. — Канеко пропустил меня перед собой сквозь разъехавшиеся двери лифта. — И Китано-сан — из корейского, помните его?
— Китано, да! — Я хлопнул себя по лбу — А я вспоминал: то ли Наката, то ли Танака.
— Танака-сан из англоязычного отдела у нас тоже теперь работает. Он ушел уже. Вы кофе будете?
Мы сели за столик наполовину заполненного, несмотря на поздний час, нашего нового кафетерия, своим дизайном и, увы, ценами походившего на солидный ресторан. Я опять взглянул на часы, прикинул, на сколько может растянуться наша строгая мужская беседа с Канеко, и решил все — таки ограничиться только кофе, лелея в глубине безграничной души порядочного семьянина довольно сильную еще надежду поужинать дома. Канеко заказал два кофе и себе набор треугольных сандвичей с тунцовым салатом и жареной курицей.
— Минамото-сан, сначала ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: почему, собственно, вы вдруг джипами заинтересовались? — Канеко сидел передо мной теперь более серьезным, но менее напряженным, чем три минуты назад в отделе.
— Про ночные дела в Отару ты знаешь, да?
— Знаю.
— Про мои обязанности в русском отделе еще не забыл?
— Нет, не забыл. Убийства на вас, Минамото-сан.
— Вот — вот, убийства.
— То есть сейчас вас должен интересовать убитый… Как его фамилия там?
— Ищенко была его фамилия.
— Ага, Ищенко, — кивнул Канеко и принял от официантки тарелку со своим сандвичами. — Не хотите закусить?
— Нет, спасибо. В тунцовом салате лук, а мне домой ехать. Ты-то не женился еще?
— Женишься тут! — Канеко впился зубами в трехслойный треугольник, и в мою сторону поплыл ненавистный с детства аромат сырого лука. — Сегодня еще часа три сидеть — не меньше. Пропади он пропадом — этот дорожный отдел!
Перевод есть перевод, сам нашу систему знаешь. Против системы не попрешь.
— У меня перевод по контракту только в две тысячи четвертом… — прошамкал Канеко набитым ртом. — Да и то в пределах международного управления.
— Чего?
— Ничего. Меня в дорожный отдел раньше срока перевели… И против условий контракта…
— Почему?
Кто бы мог предположить, что официальный визит делегации русских филологов в Саппоро обернется чередой кровавых преступлений… Даже во сне майору японской полиции Минамото не могло привидеться, что его коварным противником окажется неотразимая и сексуальная русская красотка… Да еще эта духота в помещении, которая спутала все карты…
«Сейф» – вторая повесть из цикла Эрнста Сафонова «Как дела, Чухлов?». Главный герой цикла – начальник райотдела милиции.…В райцентре ограблена мебельная фабрика – из помещения кассы злоумышленники ночью вынесли старинный сейф с большой суммой денег. Майор Чухлов уверен: преступление совершено кем-то из местных жителей…
«Два уха и хвост», написанные Фредериком Даром и опубликованные, как обычно, под псевдонимом, относятся к большой серии полицейских романов о комиссаре Сан-Антонио. Роман не хуже и не лучше остальных. Правда, в отличие от тех, переводы которых публиковались у нас в 90-е (написанных до 1973 года), здесь Старик уже ушел в отставку, Берюрье изгнан из полиции «как непристойный», а сам комиссар слегка прибавил в годах и более заметно — в снобизме, язвительности и языковой изощренности. Однако ввиду угрожающей миру опасности он добивается аудиенции у «императора всех французов» и получает разрешение на создание неподотчетной «дикой» бригады, куда включены и Берю, и Старик, так что расследование будет проводиться с прежней лихостью.
В остросюжетных детективных романах Джерри Остера сыщики с риском для жизни выходят на след опасных преступников, связанных с высшими эшелонами власти. Динамичность сюжета, живой язык нью-йоркских улиц не оставят читателя равнодушным.
«Проклятой группой» в полиции прозвали отдел, ютящееся в грязном и сыром подвале на задворках УВД. Работа отдела — мелкие хулиганства и кражи. А сотрудники отдела — проштрафившиеся опера-неудачники во главе с капитаном Кротовым. Когда-то начальство отправило их сюда, как на свалку, в надежде, что оперативники сами когда-нибудь уйдут из полиции. «Проклятая группа» — это настоящая профессиональная смерть для сыщиков.Но однажды в городе произошло громкое похищение жены влиятельного адвоката. Несмотря на выкуп, похитители жестоко расправляются с жертвой, не оставляя при этом никаких следов.
«– Вот скажи: ты совсем дурак?В ответ молчание.– Зачем ты это сделал, а?В ответ молчание.– Чего ты молчишь?– Не надо так орать. По утрам я пью таблетки, и глухота почти прошла.– Ты знаешь, что Кремль – это режимный объект?– Знаю.– А чего ты туда полез?..».
В центре внимания романа «Убийца из Квартала красных фонарей» — скандал в самом известном среди иностранных туристов районе Амстердама. Серия убийств среди обитательниц квартала Красных фонарей начинается с обнаружения трупа «заслуженной жрицы любви» Толстухи Сони, которую знакомые считают по-своему порядочной женщиной. За расследование берется инспектор Декок…