Сделано в ССССР Роман с китайцем - [35]

– А ты думал, в сказку попал? – любил приговаривать Гена Денисенко.

Обычно Олег отнекивался и отшучивался, но сегодня, сейчас он понимал, что находится внутри сказки. Ненатуральность происходящего его совершенно не беспокоила. Ведь обещали романтики – вот вам, пожалуйста.

Поездка в Париж оказалась точной копией грёз и мечтаний, рекламным роликом к несуществующему фильму. Всё здесь соответствовало картинке из глянцевого журнала. Никаких срывов и досадных недоразумений. Даже неловкий прыщ не вскочит. Даже погода не подведёт – если влюблённым нужно гулять – включается прогулочная погода, если молодым важно уединиться в будуаре – включается романтичная гроза, усиливающая приток страсти к главным пульсовым жилам.

Гранд-отель, стоящий недалеко от Лувра, в самом начале Rue Rivoli, смотрящий на кованные решетки садов Тюильри, освещен именами испанских грандов и итальянских королей. Когда даже ванная комната прочитывается как истинный французский будуар с отдельным столиком-бюро для затейливых косметических процедур и ванна на бронзовых ножках-лапках, стоящая посредине комнаты, сама по себе произведение искусства. В фойе и лобби обильные золотые барельефы и мозаичные панно, хрустальные люстры с миллионами подвесок.

Многоярусный пальмовый сад… Ходишь, незаметно для других крутишь головой, впитываешь. Печать истории, респектабельная пыль…

Первый раз реклама не подвела и впустила внутрь идеального мира.

Соответствие заявленному жанру целиком лежало на Дане, которая и стала для Олега проводником во вселенную глянцевых ценностей. Сам-то он – дурачина-деревенщина, из шахтёрской шахты к звёздам поднявшийся, какой с него спрос? Любой хрен с пуговицами, оказавшийся под присмотром такой штучки, как Дана, легко превратился бы в потомственного аристократа с изысканными и немного ленивыми

(замедленными) манерами.

Ибо была она непередаваемо восхитительна. Олегу так до конца и не верилось, что он обладает такой красотой. И что имеет на неё некоторое право.

68.

– Знаешь, – говорила ему Дана, – я росла очень тихой и замкнутой.

Сам понимаешь – заикание… субтильность моя… то, что сейчас кажется моим достоинством – эти глаза, фигура, острый аккуратный носик… эти брови, видишь? Всё это казалось мне в детстве таким ужасным, таким неприятным… я казалась себе гадким утёнком… а ещё это заикание… ты даже не представляешь себе, что это такое.

Знаешь, заики существуют в совершенно другом мире, это какие-то особенные люди, которые чувствуют и действуют иначе… если бы ты знал, сколько сил и энергии я и моя мама приложили для того, чтобы меня отучили от этого, как мне тогда казалось, порока…

И она кивала, мол, соглашайся, Олег, хотя Гагарин убеждал её, что лёгкие подёргивания некоторых слов, случающиеся и сегодня, но с каждым днём всё более и более редкие (из чего он тихо выводил, что становится Дане всё ближе и ближе) только украшают её, делают ещё своеобразнее и страннее. Олег и вправду кайфует от особенностей её речи, от плавной её походки, от острых локтей и этого, почти всегда насмешливого, выражения глаз…

– Знаешь, – говорила Дана, играя в задумчивость, – среди моих предков были турки… Ну, турецкая кровь… а турецкие женщины считаются самыми красивыми в мире… нет, не спорь, не польские, как про это писали в советских журналах "Работница" и "Крестьянка" только лишь на основании того, что Польская Народная Республика была тогда нашим стратегическим партнёром по Варшавскому блоку… а именно турецкие… глазастые… Когда твоё лицо покрывается всякими тряпками, то, в-волей или нев-в-волей, у тебя вырастают глаза на пол-лба… Поэтому у турчанок такие большие глаза, глаза как озёра… мне папа говорил: хоть газетой залепи… И я стеснялась этих больших глаз, казавшихся мне нелепыми и непропорциональными…

69.

Но когда Олег спрашивал Дану, по материнской или по отцовской линии у неё в роду турки, она не могла вспомнить и смущалась, словно её подлавливают на маленькой лжи. И румянец проступает на щеках и ресницы начинают летать вверх-вниз, точно хотят улететь подальше от места позора.

И тогда, чтобы сгладить неловкость ситуации, Олег вспоминает, что ведь он тоже вынужден носить на лице всякие тряпичные маски – во время выполнения своего непосредственного профессионального долга.

На операции… А глаза у Гагарина выразительные, можно сказать, магнетические: когда смотрит на тебя не мигая, то и ты мигать перестаёшь (Дана сколько раз на себе этот эффект проверяла), смотришь, не отрываясь.

В него даже одна медсестра (тут Гагарин не к месту вспоминает приставучую Аню) влюбилась – как раз из-за этих глаз, изумрудами сверкающих из-под зелёной хирургической маски. Когда всего остального не видно, глаза становятся вдвойне выразительными.

Аня тогда его так и спросила, мол, Олег Евгеньевич, вероятно, вы скорпион?

Гагарина едва не скривило от удивления – скорпионов он на дух не переносил, его последняя неудачная "любофф" оказалась скорпионом.

Но, как всегда, Гагарин сдержался и только переспросил: чем же такой неожиданный вопрос вызван? Чему обязаны?

– Так ведь глаза – главное оружие скорпиона, – словно по-написанному отозвалась ни в чём не повинная Аня, которую распирало любовное чувство, сладкое и густое, точно малиновое варенье. – Взгляд скорпиона обладает удивительной силой и потаённым эротизмом…