«Scorpions». Rock your life - [10]

В Кельне Клаус лег под нож под общим наркозом. Когда уплотнения были удалены с голосовых связок, ему сказали: ждать, ждать, ждать… Ситуация для всех нас складывалась хреновая. Наш певец поправлялся, а остальные сидели на раскаленных углях. С одной стороны, нам не терпелось продолжить запись альбома, с другой — мы страшно волновались за друга. Ни при каких обстоятельствах мы не хотели давить на него, поэтому прилагали все усилия, чтобы сохранять спокойствие. Впрочем, ничего другого нам и не оставалось.

Шли дни за днями, а голос Клауса не восстанавливался. Наоборот, шов в горле воспалился, на нем возник опасный полип. Клаусу пришлось лечь на новую операцию, и его мучения продолжились. У него истощились силы. Ситуация расплющила его в лепешку, он уже не верил в свое выздоровление. Куда делась радость жизни, которая прежде так и била из него? Чем ближе подходил день следующей операции, тем больше он боялся, что окончательно лопнет его величайшая мечта — покорить мир вместе со «Скорпионс». Но деваться ему было некуда, надо было идти на прорыв. Нам всем надо было идти на прорыв.

После второй операции Клаус стал лечиться у специалиста из Вены, успешно возвращавшего голос знаменитым оперным певцам. Теперь он цеплялся за любую соломинку, какая только попадалась. Хотя операция прошла без проблем, по-прежнему было неясно, сможет ли он когда-нибудь петь. Даже лучшие врачи не решались давать какие-либо прогнозы. Мы перепробовали все средства, пытаясь вернуть оптимизм нашему Кудрявому. Сам он выдержал страшную внутреннюю борьбу. С одной стороны, он был готов бороться за свой голос, с другой — не хотел стоять на пути успеха группы.

Надо заметить, что тогда мы замерли на пороге настоящей мировой славы. В США наш альбом «Lovedrive» попал в американский хит-парад и долго держался там. Да и «Animal Magnetism» шел на всех парусах. Весь мир ждал нашего нового альбома; каждый потерянный день отбрасывал нас немного назад. Мне были понятны терзания Клауса, ведь мы привыкли подталкивать друг друга вперед. И вдруг наш девиз сменился на другой: «Пьем чай и отдыхаем». А мир подождет.

Через месяц после операции Клаус пришел ко мне. Я как раз написал новые песни, слушал их на полную громкость и был в хорошем настроении. В отличие от Клауса. Когда он появился в дверях, на его лице даже не было ни следа улыбки, так он был подавлен. Он безучастно прослушал мою первую песню, а когда я хотел поставить вторую, он сжал мою руку и покачал головой.

— Рудольф, все это не имеет никакого смысла, — прошептал он. — Прошло уже три месяца после Франции. Думаю, тебе пора искать нового вокалиста. Я вас только торможу!

— Клаус, даже не думай об этом, — заявил я. — Чтобы я больше не слышал от тебя такую чушь! Ты понял меня?

Клаус вскочил с дивана, прошелся по комнате и хмуро взглянул на меня исподлобья.

— Поверь мне, Клаус, — продолжал я, пытаясь вернуть ему надежду, — это не конец. Я знаю, что ты будешь для нас петь. Я точно это знаю!

Я действительно был на сто процентов уверен, что миссия Скорпов еще не закончена. Ведь столько еще нужно было сделать, что я даже не допускал мысли об этом. Я сердцем чувствовал, что все наладится. Прорвемся, дружище!

— А как же альбом? — прошептал Клаус.

— Подождет. Так что не беспокойся. Сначала поправляйся, потом мы спокойно двинемся дальше. И никогда не забывай одну вещь: мы тебя ждем, что бы то ни было! О’кей?

Клаус демонстративно отвел взгляд в сторону.

— О’кей? — повторил я.

Он грустно кивнул, и я обнял его за плечи.

— Слушай, старик, мы прорвемся. Помнишь, как нам было тяжело и как мы все-таки добились успеха? Как мы в Кливленде на World Series of Rock сделали больших американцев, показали им, на что мы способны? Как 60 тысяч зрителей во время нашего шоу стояли на ушах и орали наши имена? Елки-палки, неужели из-за какого-то полипа мы теперь отменим тур? Нет, мы не сдадимся, и все будет еще лучше. Все будет круто. Круто. Круто. Круто.

Клаус попытался изобразить улыбку. Получилось у него неважно. Пока что.

Осенью 1981 года в студии Диркса записывалась калифорнийская рок-группа «Доккен». Нашему продюсеру пришла идея — чтобы вокалист группы, Дон Доккен, исполнил демонстрационную версию наших песен. Так Диркс мог дальше оттачивать аранжировку и не терял свое драгоценное время. Решение обернулось удачей: Клаус услышал об этом, и, разумеется, в нем забурлила ревность. Чужой голос для его песен? Э-э, нет! И что же? Последняя искра честолюбия, которой не было много недель, вспыхнула и запустила в действие механизм выздоровления. В Клаусе вновь проснулся борец. Наконец-то!

Его врач посоветовал какое-то время вообще ничего не говорить, чтобы голосовые связки полностью отдохнули. Клаус слушался его, и, когда теперь все чаще и чаще сидел с нами в студии, он брал с собой маленький блокнот. Когда он хотел нам что-то «сказать», он поднимал руку, словно школьник, мы поворачивались к нему, а он совал нам под нос очередную записку. «Рудольф, чем ты играешь? Пяткой?» — написал он как-то раз. Я растерянно взглянул на него. Что, серьезно? Но Клаус усмехнулся и протянул мне другую бумажку, с большим смайликом. Молоток! К нему вернулась прежняя жизнерадостность. Я уверен, что тогда, без нашей поддержки, будь он вокалистом-одиночкой, он бы давно выбросил свое ружье в бурьян. Но мы стояли за ним, и это придавало ему силы.