Сципион. Том 1 - [185]
При столкновении с этой силой мы не могли устоять. Видя успехи иноземного завоевателя, встрепенулись наши италийские недруги и толпою ринулись в войско Пунийца. Над Отечеством нависла страшная угроза. И тут государство выдвинуло из своих рядов выдающегося мужа, по промыслу богов, уже с рождения пророчески именовавшегося Великим, Квинта Фабия Максима. Увы, у Фабия Максима не было объективной возможности одолеть Ганнибала, но он сумел научить сограждан избегать поражений. Кто в тех условиях смог бы добиться лучшего результата! Уступая Пунийцу инициативу, он выигрывал большее — время, столь необходимое Родине, чтобы собраться с силами. Потом Клавдий Марцелл сделал следующий шаг к окончательной победе. Он решительно повел против карфагенян атакующие действия и преуспел. Его удачи не перечеркивали достижений Фабия Максима, но стали их продолжением. Правда, и теперь Ганнибал не был сломлен, но он потерял возможность задавать тон в войне. Далее ему успешно противостояли Квинт Фульвий, Аппий Клавдий и Клавдий Нерон. На протяжении последних двенадцати лет Пуниец одерживал верх только над второстепенными войсками, в столкновениях с консульскими армиями он не добивался побед. Ганнибал практически проиграл войну, он оказался хорошим тактиком, но никудышным стратегом. К сегодняшнему дню Ганнибал уже показал все, на что был способен, он исчерпал себя. Мы же, наоборот, выросли. Наши полководцы восприняли опыт Пунийца и развили его, объединив с достижениями отечественной военной науки. Мы накопили гигантский потенциал в борьбе против него. С трудом и потерями, но с неотступным упорством мы продвигались к победе. Все уже было в этой войне, за исключением одного, за исключением сокрушительного поражения Ганнибала. Настал черед этого последнего действа драмы!
«Ну так что же? Иди и воюй с Пунийцем в Бруттии. Зачем направлять завершающий удар в Африку?» — говорит мне Максим. Отвечаю: именно за тем, чтобы удар стал завершающим, а поражение Ганнибала — сокрушительным! Почему не воевать в Бруттии? Во-первых, потому что Пуниец не отважится здесь на решающее сражение и маневрами в стиле Фабия будет до бесконечности затягивать войну, а во-вторых, чего мы достигнем, даже победив его здесь? Ну изрубим мы италиков, составляющих половину его войска, ну убежит Ганнибал в Карфаген… А дальше что? Затишье на несколько лет, пока Карфаген не награбит новые богатства, а когда награбит, купит новые войска, после чего начнет новую войну. Кто сможет сказать, на чьей стороне будет перевес через десять, двадцать лет? Очевидно, что причина противостояния Рима и Карфагена заключается не в воле или коварстве Ганнибала, а в закономерном столкновении двух противоположных мировых сил. При своем агрессивном характере Карфаген не позволит нормально развиваться ни нам, ни нашим союзникам. Значит, борьба будет вестись до тех пор, пока кто-то из двух великанов или погибнет, или подчинится другому. Так разве не ясно, что столь радикальной победы Рим может достичь только в Африке?
Фабий, то есть я хотел сказать, Квинт Фабий Максим выражает сомнение в верности нам нумидийцев. Но, так или иначе, нам необходимо найти союзника в Африке, который в будущем потребуется даже больше, чем теперь, в этой войне. Карфаген — великий город, и как великий город, а не как могучее государство, он должен быть сохранен для мира. Но нам необходимо кого-то противопоставить ему. Не будем уподобляться пунийцам и владычествовать за счет насилия. Их пример слишком наглядно показывает пагубность такого рода мирового господства. Во взаимоотношениях народов должна быть гармония, то есть соразмеренность и уравновешенность всех сил. Так и Карфаген следует поставить на то место, которое мы ему отведем, и удерживать его там естественными связями с соседями. Есть ли Ганнибал, нет ли его, нам в любом случае пора выходить на арену африканской истории. Если мы желаем всегда спокойно чувствовать себя в Италии, то обязаны контролировать события в Африке, а также в Испании, Галлии, Греции, Азии и Египте. Итак, наша судьба, судьба Рима как великого государства объективно влечет нас в Ливию.
Но самые осторожные люди могут задаться вопросом: а не стоит ли повременить с этим мероприятием? В свою очередь спрошу: для чего? Уже и самый мудрый и осторожный из нас сказал, что Карфаген истомлен войною. Этот изнеженный город привык жить за счет других. Несмотря на поразительное плодородие своих окрестностей и богатство недр, он ввозит хлеб из Сардинии и Сицилии, вино и керамику — из Греции, серебро и медь — из Испании. Теперь мы лишили его заморских владений, и пунийцам осталось разве что утешаться греческим вином. Основа карфагенского могущества — деньги. Их он извлекал в основном из двух источников: из испанских недр и посреднической торговли. Испания ныне принадлежит нам, торговля пунийцам затруднена нашим превосходством на море, а прежние ресурсы казны истощились. Война тяжелым гнетом придавила карфагенских союзников, и их отношения со столицей обострились, как никогда. Пунийцы пытались найти поддержку у Македонии и Египта, присматриваются к Антиоху. Но пока все напрасно. Суммируя сказанное, следует сделать вывод о глубоком кризисе карфагенского государства.
Социально-исторический роман "Тиберий" дополняет дилогию романов "Сципион" и "Катон" о расцвете, упадке и перерождении римского общества в свой социально-нравственный антипод.В книге "Тиберий" показана моральная атмосфера эпохи становления и закрепления римской монархии, названной впоследствии империей. Империя возникла из огня и крови многолетних гражданских войн. Ее основатель Август предложил обессиленному обществу компромисс, "втиснув" монархию в рамки республиканских форм правления. Для примирения римского сознания, воспитанного республикой, с уже "неримской" действительностью, он возвел лицемерие в главный идеологический принцип.
Главным героем дилогии социально-исторических романов "Сципион" и "Катон" выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.Во второй книге рассказывается о развале Республики и через историю болезни великой цивилизации раскрывается анатомия общества. Гибель Римского государства показана в отражении судьбы "Последнего республиканца" Катона Младшего, драма которого стала выражением противоречий общества.
Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.
«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].
Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.
В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.