Счастливый случай - [29]

«Кристоф, любовь моя, я сделала..... Я затерялась в «..... норах» этой прекрасной...... целины. Я..... моя..... застряла, не имея места, чтобы перекинуться или..... За это, помимо всего прочего....., мне..... жаль.

Я стремилась сделать набросок нашей долины, чтобы..... показать ее..... выразить цвета так же хорошо, как..... мистер Бэрримор. Это..... мой подарок..... тебе. Я пытаюсь..... развлечение, ....., в том, как легко наши планы оборвались..... судьбой. И шесть дней спустя..... я.

Боюсь, это моя последняя....., что бессмертие не....., я..... получу. Если ты..... не найдешь....., ..... молить, чтобы твоя душа была успокоена, поскольку моя....., что..... провели так много месяцев вместе. ..... оплакивать меня в печали, но в радости, в..... всего, что мы увидели в..... мире. Ищи утешения..... семьи; позволь им успокоить и утешить..... не бойся за меня. Я не боюсь..... ибо тьма придет за всеми нами.

.... любовью и..... навечно, Фиона»

— Шесть дней, — проговорил Роуэн, когда он в свою очередь прочитал эти слова, его голос надломился от эмоций. — Она была здесь в течении шести дней.

По моим щекам покатились горячие слезы, как монеты дани. Фиона не сбежала, и Кристоф не убивал ее. Она вышла на прогулку, намереваясь написать картину долины для Кристофа, упала и поранилась, и не смогла выбраться.

Кристоф больше не мог оплакивать Фиону, не мог испытывать двойственные радость и безысходность от того, что нашел ее. Поэтому я оплакивала его, ее и всех тех, кто следовал за ними, запертые в битве, которую никто никогда не намеревался начинать.

— Давайте объявим минуту молчания в ее честь, — сказал Том, и каждый человек на холме прекратил двигаться, пока мы молча отсчитывали в обратном порядке минуту. Том хмыкнул по окончании минуты, и тоже вытер влагу со своих глаз.

— Я бы хотел сказать несколько слов, — произнес Роуэн.

Том кивнул, и мы отошли в сторону, чтобы предоставить ему место.

Оборотни были романтиками в классическом смысле слова, их связь с миром природы глубокая и основательная. Я слышала, как Габриэль читал Йейтса[20], цитируя его стихотворение «В Семи Лесах», поэтому меня не должно было удивить, что Роуэн выбрал другой стих Йейтса.

— И ты пришла — с печалью на губах[21], — начал он голосом ясным и звонким.

— И за тобой пришли, тебе вослед,

— Все муки кораблей в ночных морях,

— Все слёзы мира долгих тысяч лет.

Роуэн замолчал, стискивая зубы, пока прикладывал явно героические усилия, чтобы сдержать свои эмоции. Быстро качнул головой, провел рукой по челюсти, измученно вздохнул. Когда был уверен в своем контроле, он сцепил руки перед собой и начал снова:

— И воробьёв раздоры под стрехой,

— Творожно-бледную луну вдали,

— Шум листьев и созвездий тусклый рой...

Несмотря на усилия, его глаза наполнились слезами, и он раздраженно фыркнул, как будто его тело предательски выдало его эмоции.

— Потряс бессильный, давний плач земли.

Это было его скрытым сигналом, и его оборотни завыли свои траурные плачи, их голоса были объединенными и совершенно печальными.

Когда они закончили, я вытерла слезы со своих глаз.

— Прах Кристофа, — тихо проговорила я, нарушая молчание и смотря на Винсента. — Где он?

Ему потребовалось время, чтобы ответить.

— В нашей гробнице, на кладбище в другом конце долины.

— Теперь он должен быть с ней, — я снова посмотрела на него, на Роуэна. — Спустя столько времени, после всех этих страданий они должны быть вместе, в любви.

В течении долгого и тихого мгновения Роуэн и Винсент смотрели друг на друга. Воздух был тяжелым от силы их гнева, их сожаления, их страха, они оба ждали, когда другой пойдет на уступки.

К моему облегчению и удивлению, Роуэн заговорил первым:

— Она должна быть в земле, среди деревьев, чтобы цикл ее жизни смог продолжиться. Возможно... мы сможем найти место, которое подойдет им обоим.

Один из молодых оборотней открыл рот, чтобы возразить, но Роуэн подавляюще поднял руку, и он был достаточно сообразителен, чтобы притихнуть.

— Я был бы рад это обсудить, — сказал Винсент.

Это было началом.

***

Мы отправились обратно к дороге, идя молча через темноту, печаль все еще густо витала в воздухе.

— Посмотри вверх, — произнес Этан, и я запрокинула голову.

Облака рассеялись и открыли венец творения: полночную синеву вселенной, испещренную россыпью алмазов, которая составляла Млечный Путь. Звезды мерцали как камни бриллиантов в темноте, пока мы пролетали сквозь вселенную на нашем голубом и зеленом земном шаре.

— Красиво, — сказала я, слезы почти расцвели во второй раз.

Красиво, но печально. Это было поле битвы и место войны и потери, где укоренилась ненависть, посеянная несколькими поколениями.

Я оглянулась. Винсент и Роуэн, вампир и оборотень, стояли бок о бок, их взоры были обращены на сияющее зрелище над нами.

Я не настолько наивная, чтобы полагать, что разрешения тайны местонахождения Фионы МакКензи и раскрытия убийства Тэрана МакКензи будет достаточно, чтобы стереть всю историю, которая происходила здесь. Просто здесь было слишком много вражды, слишком много печали, слишком много насилия, и суперы не особо любили подставлять другую щеку. История не может быть переписана.