— Ты еще тогда грозилась всему свету рассказать, каков я в постели.
— Ну может быть, — поддразнила она его и задрожала от желания.
Он тогда предпочел уйти, но он ведь думал, что она неудавшаяся воровка, грозящая ему статейками в желтой прессе.
— Когда я увидела тебя на свадьбе с Тиа, я опасалась самого худшего, — призналась Тоуни, и его объятия стали крепче.
— Я отчаянно хотел сказать тебе правду и испытал огромное облегчение, когда ты не стала устраивать сцену, потому что не хотел обманывать доверие матери. Но мне надо было нарушить обещание и сказать тебе всю правду тогда. К сожалению, мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, что ты моя жена и я должен тебе больше всего доверять.
— Извини за первую брачную ночь, которой у нас не было. Мне было так неуютно, когда я увидела, как вы с ней близки. Я видела, что между вами есть связь, а я так тебя люблю…
Наварр приподнял пальцем ее подбородок.
— С каких пор? — потребовал он от нее ответа. — С тех пор, как увидела мой прекрасный замок во Франции?
Его жена с осуждением посмотрела на него:
— Я отнесусь к этому предположению с тем презрением, какого оно заслуживает! Нет, задолго до этого. Помнишь тот завтрак в Шотландии после того, как газеты написали, что я на самом деле горничная? Когда ты принес мне еду, поддержал меня при всех, я так тебя за это любила…
— А я тогда любил тебя за твое чувство собственного достоинства и спокойствие, малышка. — Он погладил ее по спине своими длинными пальцами, а потом впился ей в губы жарким поцелуем, от которого у нее коленки подогнулись.
В кои-то веки Тоуни очень мало съела на завтрак, уж слишком увлекательной беседой и действием отвлек ее Наварр. Он отвел ее наверх в спальню, в которой они всего однажды были вместе, и они растворились в страсти, которую оба так долго сдерживали.
А после Тоуни лениво спросила:
— Во что ты со мной играл все эти недели после свадьбы?
— Это была не игра, — ответил Наварр. — Просто у нас с тобой не было периода ухаживания — мы же не встречались, не ходили на свидания. И я пытался вернуться к началу и сделать все по-другому, чтобы ты испытала ко мне те же чувства, что я испытывал к тебе.
Злясь на себя за то, что не смогла понять такую простую вещь, Тоуни воскликнула:
— О господи, какая же я дурочка, что не поняла этого!
Наварр с легким превосходством посмотрел на нее:
— Из нас двоих я самый романтичный. Так что не забывай об этом в следующий раз, когда будешь рисовать комикс, где я буду изображен в виде бегающего за каждой юбкой Француза!
Тоуни провела рукой по восхитительным мышцам у него на животе и неожиданно покорно ему улыбнулась.
— Не буду, — пообещала она. — Я люблю тебя таким, какой ты есть.
— И я тебя. И нашу дочку.
Он сжал ее в объятиях, и она забыла обо всем на свете.
