Счастливые времена - [9]

Но разрешение всех этих загадок требовало кое-какого напряжения мысли, а у Евгения голова в данный момент к этому была не готова. Вдобавок хотелось есть. Решив сделать себе бутерброд с маслом, Евгений открыл дверку мерно гудящего «Полюса» и остолбенел. В холодильнике, в специально предназначенном для этого отделении, мирно стояли две высокие бутылки. Одна была начата, а вторая — закупорена и запечатана какой-то красивой ленточкой. Форма у них была непривычной, но они явно содержали алкоголь.

«Однако!» — пронеслось у него в мозгу.

«Водка „Зверь“», — прочел про себя Никонов выполненную латинскими буквами надпись на этикетке.

«Откуда?!»

По инерции он поднес к носу вскрытую бутылку. Запах сивухи свидетельствовал, что это — действительно водка. Но в то же время, Женька почувствовал, как замутило в животе и, едва поставив бутылку на полочку и закрыв холодильник, он опрометью бросился в туалет.

После неприятной процедуры ему стало значительно лучше. Он умылся и не успел еще принять никакого решения, как услышал трель дверного звонка.

На пороге во вчерашней рубашке и неопределенного цвета брюках стоял Петрович.

— Приветствую, — поздоровался вежливый Женька. — А вы же с тетей Клавой куда-то ушли?

Скорость, с которой ветеран успел вернуться с остановки и переодеться, вызывала уважение.

— Никуда я не ходил, — ответил возбужденный Смолянинов. — А Клаву я с субботы не видел, она же в больнице лежит. Я к тебе что зашел, — продолжил Петрович. — Инструменты я не у тебя оставил?

Никонов недоуменно пожал плечами.

— Давайте посмотрим.

Они прошли на кухню и ничего не обнаружили.

— Понимаешь, у меня привычка ключ от квартиры в ящик с инструментом класть. После тебя пошли мы к Грише хоккей смотреть. У него же цветной, а у меня черно-белый. Поглядели. Потом футбол начался, а дальше я, видимо, заснул и Григорий меня на диван положил. А сейчас я встал, ящика у Гриши нет, домой попасть не могу, наверное, думаю, у тебя оставил.

— Что-то не вижу я его, — сказал Женя, разводя руками.

— Похоже, что нет, — согласился Смолянинов. — А тут еще голова болит со вчерашнего. Видно, водка несвежая попалась. Знаешь такую историю? — И он принялся рассказывать бородатый анекдот.

Там, где полагалось засмеяться, Женя вежливо улыбнулся и, сказав, что, может, ящик с инструментом в прихожей или в комнате, вышел из кухни. Поглядев на полочку для обуви, Никонов оторопел.

Ну ладно, женские туфли могли бы принадлежать и его матери, в конце концов, он не особенно-то следил за тем, что мать носит. Но Женька знал, что всю более-менее приличную обувь она забрала с собой на север. К тому же, мать постоянно жаловалась на ноги, на варикозное расширение вен, и такие узенькие туфли, с таким каблуком — сантиметров десять, не меньше, — носить при всем желании не могла. Может, кто-то из его подруг оставил? Но не могла же девушка уйти босиком, да и последний раз гостья была у него недели три назад. А чьи же это, интересно, кроссовки? Размер совсем маленький: тридцать третий — тридцать четвертый. Евгений посмотрел на свои ноги, ему эта обувка была явно мала, а какие-либо дети последние несколько лет к нему не заходили. Мало того, на нижней полке он заметил еще одну пару таких же маломерок и совсем незнакомую мужскую пару обуви.

Не обращая внимания на соседа, забыв про него, Никонов прошел в комнату и уже не знал, удивляться ему или нет изменившейся за одну ночь обстановке. Если справа, как и прежде, стояла знакомая родительская полированная «стенка», то слева вдоль стены располагались книжные шкафы. Вроде бы, все, как всегда. Только шкафов было не два, а четыре! Женька подошел к ним и, как завзятый книголюб, провел по корешкам неведомо откуда появившихся книг пальцем. То, что он увидел, изумило его и обрадовало.

На полках плотными рядами стояли подписки Бунина, Фолкнера, Фейхтвангера, Булгакова, Бальзака, О'Генри. В один ряд стояло не менее двадцати томов изукрашенной золотом «Всемирной истории в романах» и почти столько же томов серий «Орден» и «Легион» Этих книг у него никогда не было!

Он вынул из ряда черный томик Фейхтвангера и прочел на титульном листе: «Издательство „Художественная литература“, Москва, 1994 г.»

От последних цифр на секунду закрутилось все перед глазами, и он, по инерции, вцепился руками в полку. Тут до него дошло, что Петрович его о чем-то спрашивает.

— Что, Степан Петрович?

— Ты, вижу, тоже еще от вчерашнего не отошел. Я спрашиваю, можно я от тебя на работу позвоню?

— Да, да, — согласился Евгений.

Он присел на стул и стал рассматривать полочку, где стояли специализированные книги по истории.

Это было что-то. Подписки Соловьева и Ключевского по истории России, пятитомная «История военного искусства», Корнелий Тацит, Юлий Цезарь, Григорий Турский, Ксенофонт, Фукидид, Геродот в серии «Литературные памятники»! «История Рима» Тита Ливия, лекции Грановского, книги Филлипа де Комнина, Моммзена и других ранее не публиковавшихся авторов. Надо быть советским историком, живущим в эпоху развитого социализма, чтобы понять какое это богатство.

Евгений увлеченно вытаскивал, пролистывал и ставил на место книги. Он не успел пересмотреть и половины неведомо откуда свалившегося в его шкафы добра, как снова заглянул Смолянинов и сообщил: