Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»! - [3]
Гречихин в ответ прижал к груди перчатку и раскланялся.
— Сережа, ты нарисовал?.. — прервал я торжественный церемониал.
Давыдов надел шапку и молча раскрыл передо мной свою сумку. В ней лежал полотняный сверток.
Давыдов у нас на «Шхуне» числился корабельным художником и так же, как Лебедев, учился в девятом классе, но Володя в восемнадцатой школе, а Сергей — в семнадцатой. Это не мешало им по-настоящему дружить. И то, что Володя задиристый и восторженный, а Сергей сдержанный и неторопливый тоже не разделяло, а сближало их. И мечты о будущем у них разные. Сергей думает стать художником, Володя — моряком…
— Что-то ни одной звезды не видно… — тоскливо сказал Володя. — А вообще — красота! Люблю, когда норд-ост!
Но разговоры сейчас были совсем ни к чему. Впереди у нас лежала тяжелая дорога.
Глава вторая, объясняющая, куда мы шли
На окраине фонари не горели, хотя ночь еще не кончилась и до рассвета оставалось добрых два часа.
Мы шли по широкой автомагистрали — Сухумскому шоссе. Вдоль всего Черноморского побережья протянулось оно. Хорошо было думать о том, что в Сухуми сейчас цветут апельсины и шелестят пальмы… Все-таки весна, март…
Когда-то с киркой и лопатой прошел этой дорогой молодой Горький, строил Сухумское шоссе.
Три войны отгремело с тех пор.
В первую мировую город обстреливал немецкий крейсер.
В гражданскую стремительным «железным потоком» проходила через Новороссийск легендарная Таманская армия. И в восемнадцатом году по приказу Ленина затоплен здесь был Черноморский флот. Корабли, опускались в волны, рвалась через открытые кингстоны соленая вода, а на мачтах реял сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Шестеро ребят шли мимо развалин Дворца культуры цементников. Чернели руины. Повисшая арматура, искореженные взрывом стены.
Дворец должны были торжественно открыть 22 июня сорок первого года… Но в этот день началась Великая Отечественная война. В первые же дни вражескими бомбами с воздуха красавец город был превращен в развалины… А сейчас скелет этого здания сохраняется как скорбное напоминание о войне.
И вот еще один суровый памятник того времени — железнодорожный вагон, поднятый на постамент. В дни обороны Новороссийска он стоял здесь, на линии фронта. Больше года стоял… Теперь это — остов вагона: более четырех тысяч пробоин в нем от пуль, осколков.
Здесь, у стен цементного завода «Октябрь», насмерть стояли наши воины. Они остановили врага, не пустили его на Кавказ.
…В глухой стене метели даже не угадываются склоны гор, где проходила линия фронта, где ощетинивалась огнем и металлом хваленая «Голубая линия», о «неприступности» которой так много и надрывно вещало всему миру фашистское радио. И там, в горах, — остроголовая сопка. Форпост «Голубой линии». Гора Сахарная голова.
16 сентября сорок третьего года, после недели жесточайших боев, этот гитлеровский форпост пал под ударами советских войск.
И вот сейчас мы держим путь к Сахарной голове. На самую ее вершину. Туда, где рождается ураганный ветер. По правде говоря, даже в солнечную погоду подняться на Сахарную трудно. Полукилометровая высота, осыпи, узкие тропинки. Мы идем туда отнюдь не для веселенькой прогулки. Нет, «Шхуна» идет на Сахарную почти каждую неделю…
Вот и последние домишки окраины. Кончился город.
Впереди — темнота. Впереди — подъем в горы.
Тропа скользкая, крутая. Но идти сравнительно легко: вокруг кустарники, есть за что подтянуться. Ветра сейчас почти не чувствуем. Он шумит где-то над головой и всем своим ревущим потоком обрушивается на город.
Светает. Идем мимо карьера. Камни серые, с зеленоватым отливом. На них кое-где ржавые пятна и дыры от пуль…
— Держись, братва! — весело кричит Гена Лашко, вскочив на валун, преграждающий дорогу. — Вот оно и начинается!
Разорванные в клочья облака несутся над горным перевалом. Глухо стонет лес. Ветер пригибает к земле, сбивает с ног, стремится опрокинуть, унести, швырнуть вниз… Стоять невозможно. Кое-как, цепляясь за траву, за промерзшую землю, ползем вверх. Колючий мороз щиплет щеки и уши. Снег бьет в глаза. И сверху и снизу — белая пелена. Ничего не видно даже в двух шагах…
А за перевалом — тишина. Ни одна ветка не шелохнется.
До Сахарной головы отсюда уже совсем близко.
Бредем по оставшимся с войны траншеям. Ноги по колено в снегу.
Вот и вершина. Кучка серых камней и среди них — древко. На нем — остатки красного полотнища.
Это флаг-памятник. Его поставила «Шхуна ровесников» 12 марта 1967 года в честь советских воинов, павших в боях за Новороссийск.
«Автору песни «Бригантина» — написано на железной доске у флага. Это в честь поэта-бойца Павла Когана, погибшего у подножия Сахарной головы.
А я помню то время, когда на доске была другая надпись, оставшаяся после войны: «Проверено. Мин нет». В те дни «Шхуна» впервые пришла на Сахарную голову, чтобы отдать дань уважения героям, и тогда же было решено поставить красный флаг.
Много раз с тех пор побывали здесь наши ребята. Приходили, чтобы подшить или сменить изорванный ветром флаг. И стала вершина местом, где принимали самые ответственные наши решения, утверждали самые важные приказы, местом, где курсанты «Шхуны» становились ее матросами…
