Счастливо оставаться! - [2]

Шрифт
Интервал

Вовка замер в нерешительности: то ли бежать прочь, а прочь – это под материнское крыло, то ли падать на землю и изображать раскаяние, или еще лучше – полное беспамятство. Но прежде, чем пришло к нему решение, наступила страшная расплата.

Ольга подошла к брату и врезала ему промеж ног. Удар относился к числу запрещенных приемов, но в данной ситуации правил не существовало. Вовик заорал от боли, повалился на землю и с истошными воплями начал по ней кататься. Не остановившись на достигнутом, она пнула брата в бок, отчего тот заорал еще громче.

На крик наконец-то отреагировала Ираида Семеновна, разгонявшая в этот момент дым в кухне. Материнским глазам предстала ужасающая картина кровной мести. Причем дочь она видела со спины, а сына – во всей красе. Вовик, догадывающийся о том, что прошло достаточно времени, чтобы мать увидела кровавую расправу старшей над младшим, виртуозно доигрывал свою роль почти невинно убиенного.

– Ма-а-ма, – выл он. – Мамочка, спаси меня!

И мамочка, бросив на плите очередную порцию оладьев, торпедой вылетела из кухни, дабы прекратить кровопролитие.

– Бегу, сыночка! – кричала она на ходу. – Бегу-у-у!

Оля обернулась на материнский крик и тут же получила затрещину такой силы, что русые кудри на ее голове подскочили от неожиданности.

Через мгновение, увидев кровь на лице дочери, Ираида Семеновна всплеснула руками и начала исступленно целовать раскрасневшееся личико.

– Доча, что с тобой? Кто это тебя, доча?

Ольга молчала.

Поняв, что вразумительного ответа от детей она не добьется, огорченная Ираида помогла сыну подняться и через секунду обратилась в самую высшую инстанцию из числа ей известных:

– Господи, Господи, ну почему у всех дети как дети?! А у меня? А у меня кто? Кто, Господи, у меня? Это дети? Нет, это не дети! Это звери! Волки это. Сволочи, а не дети. Ну за что это мне?! Ну за что?!

Ираида Семеновна, схватившись за голову, раскачивалась посреди двора. «Сволочи» выжидающе смотрели на мать, внимательно наблюдая за ее диалогом со Всевышним.

– Господи, и это дети? – продолжала Ираида.

Господь молчал. Во дворе было тихо.

– Господи, – запричитала она в очередной раз. – Как бы до старости дожить? Как дожить мне до старости с этими детьми? Ну разве доживешь с ними до старости? Ну, скажи мне, Господи, разве доживешь? Умру-у-у. Умру, ведь воды никто не подаст, – сделала Ираида Семеновна неожиданный вывод.

– Я подам, – с готовностью пообещал Вовик.

– Я… тте… подам! – очнулась Ираида. – Я счас тте подам, подавальщик! А ну марш в баню, кому сказала. И ты давай топай, – обратилась она к дочери. – Ишь, стоит, глаза вытаращила.

Ираида Семеновна потемнела лицом и, изогнувшись, схватилась за тапку:

– Они подадут! Они подадут, эти звери.

Ольга не стала дожидаться оглаживания тапкой и потрусила по дорожке к месту наказания. За свои неполные девять лет она хорошо изучила материнское свойство загораться как спичка и искрить, искрить, саму себя подзадоривая, растравливая и доводя до состояния полной невменяемости. Находясь в нем, Ираида Семеновна становилась скорой на расправу и в выражениях не стеснялась. Оля, выучившая их наизусть, пыталась избежать многократного повторения про то, какая она неблагодарная дочь, неряха, неслух, сопля зеленая, пацанка и гадина, и потому рванула к бане бегом.

– А ты чего стоишь? Ты чего стоишь, оболтус? Каин ты несчастный, прости Господи, чиганаш неуемный! – неистовствовала Ираида.

Вовик жил на свете меньше всех остальных, про Каина ничего не знал, ни о каком чиганаше не слышал, поэтому угрюмо переспросил:

– Почему это я камень?

– Какой еще камень? – оторопела мать.

– Не знаю я, какой камень, – гнул свою линию Вовка.

– Я вот тебе сейчас дам камень! Я тебе сейчас такой камень дам. Такой дам!

Вместо камня в сына полетела тапка. Вовик увернулся и поспешил по знакомому маршруту.

– И чтоб я вас не видела! До самого вечера не видела. До утра! До…

Растрепанная Ираида удовлетворенно созерцала хлопнувшую в бане дверь и по инерции продолжала ворчать:

– И поделом! И поделом обоим. Вот только пусть попробуют у меня выйти.

Вовка высунулся в маленькое банное оконце и с почтением спросил сбавлявшую обороты мать:

– А в туалет?

– Никакой тебе туалет теперь, – злобно буркнула Ираида Семеновна. – Терпи.

О том же мальчика предупредила и старшая сестра, предусмотрительно дернувшая брата за ноги, отчего лохматая голова мальчика исчезла в оконце, а из бани послышался жестяной звон рухнувших шаек.

– Ты чего шумишь, Ираида? – донеслось до раскрасневшейся женщины.

Та обернулась на голос: в калитку входили муж и статная свекровь.

– Ой, Степа, – ласково пропела Ираида Семеновна, и лицо ее засветилось. – Здравствуйте, мама.

– Чего шумишь? – игриво переспросил муж, с удовольствием оглядывая пока еще молодое лицо Ираиды.

– Чего шумишь? Чего шумишь? – не менее игриво, а потому и крикливо-радостно заторопилась с ответом жена, старательно поправляя выбившиеся из пучка пряди. – Того и шумлю, что надо. Довели, бестолочи.

– Что-то у тебя Ираида на дворе горелым пахнет, – отметила свекровь. – Пожар тут у вас, что ли?

– Да нет, какой пожар! – весело произнесла невестка. – Оладьи опять спалила, пока тут с детьми разбиралась.


Еще от автора Татьяна Булатова
Не девушка, а крем-брюле

Все девочки верят в Прекрасного Принца. Потом они вырастают и понимают, что принцы бывают только в сказках. Но Василиса, которую жестокие одноклассники дразнили Периной, точно знала, что принцы существуют. Ее, во всяком случае, Принц ждет и непременно дождется, ведь он обещал, что, когда она вырастет, он обязательно ее найдет и женится на ней. У этого Принца не было белого коня, белого плаща и прочих атрибутов сказочного героя. Но парень в спортивной майке был таким обаятельным и говорил так уверенно, что Василиса ему поверила.Шли годы.


Ох уж эта Люся

Люся из тех, о ком одни с презрением говорят «дура», а другие с благоговением – «святая». Вторых, конечно, меньше.На самом деле Люся – ангел. В смысле – ангельского терпения и кротости человек. А еще она – врач от бога, а эта профессия, как известно, предполагает гуманное отношение к людям. Люсиным терпением, кротостью и гуманизмом пользуются все – пациенты, муж и дети, друзья, друзья друзей и просто случайные знакомые. Те, кто любит ее по-настоящему, понимают: расточительно алмазом резать стекло, если его можно огранить и любоваться.


Мама мыла раму

Антонина Самохвалова с отчаянным достоинством несет бремя сильной женщины. Она и коня остановит, и в горящую избу войдет, и раму помоет.Но как же надоело бесконечно тереть эту самую раму! Как тяжело быть сильной! Как хочется обычного тихого счастья! Любви хочется!Дочь Катя уже выросла, и ей тоже хочется любви. И она уверена, что материнских ошибок не повторит. Уж у нее-то точно все будет красиво и по-настоящему.Она еще не знает, что в жизни никогда не бывает, как в кино. Ну и слава богу, что не знает, – ведь без надежды жить нельзя…


Три женщины одного мужчины

«Муж и жена – одна сатана» – гласит народная мудрость. Евгений Вильский был уверен, что проживет со своей Женькой всю жизнь – ведь и зовут их одинаково, и друзья у них общие, и дети – замечательные. Но есть еще одна мудрость: «Жизнь прожить – не поле перейти». И смысл этих слов Вильский постиг, когда понял, что не бывает только белого и только черного, только правильного и только неправильного. И половина – это необязательно одна вторая, вопреки законам математики и логики…


Бери и помни

Дуся Ваховская была рождена для того, чтобы стать самой верной на свете женой и самой заботливой матерью.Но – увы! – в стране, где на девять девчонок, по статистике, восемь ребят, каждая девятая женщина остается одинокой. Дуся как раз была из тех, кому не повезло.Но был у Дуси дар, который дается далеко не всем, – умение отдавать.Семейство Селеверовых, к которым Дуся прикипела своей детской, наивной душой, все время указывало ей на ее место: «Каждый сверчок знай свой шесток».Они думали, что живут со сверчком, а на самом деле рядом с ними жил человек, с которым никто не сравнится.


Дай на прощанье обещанье

Если отношения отцов и детей складываются по-разному, кому как повезет, то отношения бабушек с внуками всегда теплые и трогательные. Задумайтесь – самые дорогие сердцу воспоминания детства у каждого из нас связаны с бабушкой.Татьяна Булатова рассказывает о разных бабушках: среди ее героинь есть и старушки в платочках, и утонченные дамы, и бабушки-модницы с ярким макияжем и в немыслимых нарядах. Говорят, бабушки любят внуков, потому что те отомстят за них своим родителям. Это не так, уверяет нас автор. Для ее героинь появление внуков – шанс прожить еще одну молодость и, может быть, исправить ошибки, за которые корили себя всю жизнь.


Рекомендуем почитать
Письмена на орихалковом столбе

Вторая книга несомненно талантливого московского прозаика Ивана Зорина. Первая книга («Игра со сном») вышла в середине этого года в издательстве «Интербук». Из нее в настоящую книгу автор счел целесообразным включить только три небольших рассказа. Впрочем, определение «рассказ» (как и определение «эссе») не совсем подходит к тем вещам, которые вошли в эту книгу. Точнее будет поместить их в пространство, пограничное между двумя упомянутыми жанрами.Рисунки на обложке, шмуцтитулах и перед каждым рассказом (или эссе) выполнены самим автором.


Прекрасны лица спящих

Владимир Курносенко - прежде челябинский, а ныне псковский житель. Его роман «Евпатий» номинирован на премию «Русский Букер» (1997), а повесть «Прекрасны лица спящих» вошла в шорт-лист премии имени Ивана Петровича Белкина (2004). «Сперва как врач-хирург, затем - как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с нимлитератора - помочь убавить боль и уменьшить страдания человека» (Виктор Астафьев)


Свете тихий

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Ого, индиго!

Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.


Менделеев-рок

Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».


Русачки

Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..


На фиг нужен!

В книгах очень часто все заканчивается предложением руки и сердца и бравурными аккордами марша Мендельсона. В жизни с этих аккордов все только начинается.Не бывает идеальных отношений и безупречных семей.И слова «давай разведемся» легко произнести, если они давно просятся с языка.Так стоит ли тянуть? Надо ли прощать измену? Стараться все вернуть, если пройдена точка невозврата?Никто не знает ответов на эти вопросы. И герои книги «На фиг нужен!» тоже не знают их. Они просто живут – как и мы с вами и миллионы людей, которые вот прямо сейчас пытаются решить – сохранить или разрушить?


А другой мне не надо

Можно ли всю жизнь хранить верность одному человеку? Ни разу не изменить, не поддаться страсти?Анатолий и Анна Гольцовы были уверены, что можно. Глядя на них, и окружающие не сомневались: настоящая любовь существует не только в книгах. Вон, у людей уже сын взрослый, не сегодня завтра внуки появятся, а они смотрят друг на друга влюбленными глазами, как в медовый месяц.Но счастье, как известно, – материя хрупкая, и разрушить его проще простого, все равно что чашку уронить и разбить.Правда, чашку можно склеить.


Большое сердце маленькой женщины

«Эм и Же держали землю на вожже» – так старшеклассница Танька Егорова зарифмовала всем известную физическую формулу. Танька выросла, и стало ясно, что она как раз из тех людей, которые держат землю, не дают тем, кто стоит на грани, упасть в пропасть отчаяния и безнадежности. Обладала ли Танька Егорова экстрасенсорным даром? Да, безусловно. И использовала этот дар щедро, не щадя себя и не задумываясь, стоит ли так себя растрачивать. Дело в том, что был у нее и еще один дар – искренне любить людей. Именно эта любовь и давала ей большую силу.


Да. Нет. Не знаю

Женщина, любимая отцом, всегда чувствует себя красавицей и любима другими мужчинами.Георгий Одобеску обожал свою Аурику, не сомневался в ее неотразимости и готов был лично задушить каждого, кто посмел бы косо посмотреть на его Прекрасную Золотинку.Для мужа Аурика всю жизнь оставалась самой красивой и желанной женщиной, для дочерей и внучки – непререкаемым авторитетом.Счастлива семья, у которой есть ангел-хранитель. Вдвойне счастлива, если этот ангел – мать, жена и бабушка, чьи безапелляционные советы если и не сильно помогают жить, то, во всяком случае, дают надежду, что все будет хорошо.