Счастливка - [4]

– Я этого «Графа» уже два раза по телику видел.

– То по телику…

«Снасти можно взять у рыбаков. А не выйдет ничего со снастями – возьму свои закидушки. Поставлю пару.. Побежит за бортом лунная дорожка… Сколько я уже не видел за бортом лунной дорожки? Когда девушка… Ее звали Лерой…»

– Не понимаю, почему мы не купим автомобильный телик. Сейчас бы какой-нибудь худфильм посмотрели… А то сиди весь вечер, как дурак…

– Все отец. Можно было вместо акваланга купить телик. Все равно с этим аквалангом никто плавать не будет. А телик я бы тоже с удовольствием посмотрела. Сима, ты почему не купил телик?

– Что?

– Почему ты не купил нам телик?

– Надо отдыхать на природе.

… Ах, как была горда и непреклонна Лера. Как недоступна была она на носу лодки, забаррикадировавшаяся своими прекрасными, стыдными, ослепительными коленками. Как грациозно бежала ее тень по облитым луной кустам на берегу. Как страстно в их лодке пел патефон старинный цыганский романс и как недоуменно отвечал ему из кустов соловей. Ах, как он умолял Леру выйти за него замуж! Ему казалось, что жениться на Лере – вершина счастья, что ради этого он родился и живет на земле. Глупый ты, глупый, сказала девушка Лера той ночью, ты же ниже меня на целых полголовы! Теперь она торгует пивом у железной цистерны недалеко от его дома, толстая, но еще смазливая баба. Сначала, когда он приходил за пивом, она краснела и делала вид, что не узнает его, потом прошли годы, и она стала улыбаться ему и отпускать пиво без очереди. Сейчас она забыла его совсем, его лицо для нее слилось с другими лицами бесконечной пивной очереди, и, как всем, она недоливает ему, нарочно взбивая струей пену, обсчитывает на копейку-две, если сдает много сдачи мелочью, и, как на всех, покрикивает: «Мальчики! Кружки! Кружки! Мальчики!» Ей помогает муж, тощий спившийся субъект с карманами, набитыми мелкой сушеной рыбешкой, которую он продает по десять копеек штука. Он на целую голову выше своей жены.

II

Клементьев шел босиком по естественной дамбе, разделяющей лиман на две части. Солнце висело над деревушкой, заняв ослепительным сиянием почти полнеба. Лиман тоже сиял, и казалось, в небе висела сразу тысяча солнц, которые, вопреки всем законам, вопреки тому, что было уже семь часов вечера, и не думали уходить за горизонт.

«Как хорошо идти босиком, – думал Клементьев. – Я очень давно не ходил босиком. Забытое ощущение теплого песка. Если бы мы всегда ходили босиком… Когда-то ходили, а потом влезли в сапоги и ботинки. Влезли по нужде, из-за холода, а затем привыкли и даже в жару ходим обутыми. А как хорошо было бы прошлепать после дождя по горячему асфальту или помесить теплую грязь проселочных дорог. Мы сами себя лишили еще одного удовольствия».

На той стороне лимана уже стояли в воде мальчишки с удочками. У берега лиман был мелкий, и мальчишкам приходилось уходить метров на десять.

– Эгей! Как клев? – крикнул Клементьев.

Рыбаки продолжали вглядываться в слепящую воду. Лишь один, поменьше других, обернулся в его сторону.

– Как клев?

– Ничего…

– Что ловите?

– Да бычков…

– Есть что-нибудь?

– Да есть…

Клементьев снял брюки и, прижимая их к животу, вошел в теплую воду лимана Дно было илистым.

– И на что ж вы ловите?

– Да на ракушку…

– А где ракушки берете?

«Вот привязался», – говорил весь вид мальчишки. Но, видно, взрослый человек, снявший штаны, чтобы подойти к нему, внушил ему уважение.

– Да на дне…

– На дне? Как же это?

– Да просто.

Зажав удилище под мышку левой руки, мальчишка запустил правую в воду, пошарил там и вытащил маленькую черную ракушку.

– Расколоть камнем…

Мальчишка осторожно выпустил ракушку, и она скользнула чуть наклонно в воду, без плеска, стремительная и неожиданная своей геометрией, как нашумевшая несколько лет назад летающая тарелка, которую часто рисовали в газетах и журналах.

Мальчишка ополоснул руку и снова застыл – темная, слегка изогнувшаяся под тяжестью удилища фигурка, вкрапленная в ослепительное зеркало лимана.

Вдруг рыбак вздрогнул и насторожился, однако его невольное движение никак не отразилось на неподвижности удилища. Оно продолжало мерцать темными искрами на слепящем фоне. И совершенно неожиданно высоко в небе забилось, понеслось над сверкающим лиманом, над белым берегом с рыже-зеленой щеткой камышей, над деревушкой с пыльными деревьями маленькое темное существо, только что несколько секунд назад осторожно передвигавшееся в спасительной родной сумеречной среде со знакомой, привычной архитектурой вокруг и вкусными запахами и вдруг неведомой силой выброшенное в раскаленное голубое безжизненное пространство. Что оно ощущало?

– Это бычок?

– Ага…

Мальчишка отцепил темное головастое тельце бычка и собрался бросить его в розовое синтетическое, наполовину наполненное водой ведро.

– Подари его мне, – сказал Клементьев. Он хотел сказать шутливо, но голос получился робким и просящим.

– Пожалуйста.

Без всякого сожаления мальчишка протянул Клементьеву рыбешку. Клементьев положил бычка на ладонь. Огромные глаза бессмысленно уставились на него. Клементьев опустил руку в воду. Бычок судорожно ударил хвостом и исчез.

– Зря, – сказал мальчишка. – Все равно подохнет. Я ему все кишки порвал.