Счастливка - [3]

Только однажды Клементьев проснулся от частой барабанной дроби по палатке. Пока он сообразил, в чем дело, пока развязывал закрытую изнутри палатку, пока искал под надувным матрасом стоптанные башмаки, дождик уже кончился. Он был коротким и мелким, но совершенно изменил мир. Когда Клементьев вылез из палатки, он совсем не узнал леса. Кроны деревьев стояли поредевшие, сбросив желтеющие и даже еще совсем зеленые листья. Остро и свежо пахло первой осенью и почему-то только что выпавшим снегом. Это было особенно удивительно – то, что изменился запах. Еще с вечера лес пах летом: горячей корой деревьев, размягченной смолой, пыльной землей, сухой паутиной, спелыми ромашками, краснеющей земляникой, влажными сочными лютиками, майскими жуками. Эти запахи были сухими и поверхностными. Ими дышалось трудно и часто.

После дождя же воздух был похож на воду лесной маленькой речки, которая долго петляет между корнями деревьев, шелестит опавшими листьями, размывает корни трав… Однажды Клементьев умылся из такой речки. Долго горело его лицо от студеной воды, а травяной запах перебил запах табака и бензина. Тем утром хорошо думалось, легко вспоминалось, и Клементьев, вместо того чтобы разводить костер, бесцельно пробродил по лесу, припоминая, где и когда он слышал такой запах. Вспомнил – в детстве, когда отец поднимал на рассвете собирать хворост в ближайшей лесной балке; в юности, когда заблудился с девушкой в осеннем лесу и пришлось ночевать на постели из опавших листьев. И вот неожиданно в разгар лета, в хилом леске, близ Крыма. Когда жена и сын проснулись, лес опять был сухим и знойным. Клементьев попытался было рассказать про дождь, но ему не поверили и даже немного посмеялись.

То был первый дождь за все лето И вот сейчас… такое буйство воды, красок…

– Сима, иди чисть картошку!

Клементьева звали Семеном, но жена еще в молодости перекрестила его в Симу. Тогда это было очень смешно.

В палатке было тепло и уютно. Бесшумно горела газовая плитка, из кастрюли вкусно пахло. Жена, в брюках, с собранными в узел волосами, казалась особенно молодой. Она любила готовить, любила кухонные запахи, ей очень нравилось наблюдать за обедающими, но сама она ела мало и неохотно.

«Дождь… Очень хорошо, что дождь, – думал Клементьев, очищая картошку. – Песок станет плотным. Буду ходить босиком. Пойду на лиман ловить рыбу. В лимане должна быть рыба.»

– Окно было открыто?

– Да.

– Вот неудалый какой уродился. Футбол слушает?

– Да.

– Ты бы заставил его что-нибудь делать. Задачки, что ли, порешал бы. Зря только учебники с собой возим. Через месяц в школу. Опять будут вызывать.

– Сегодня на ночь заставлю.

– На ночь задачки вредно. Перенапряжется. Сны плохие будут сниться. Пусть лучше почитает. Позор, восьмой класс, а «Графа Монте-Кристо» даже не читал. Я помню, еще в четвертом классе.

«Только где вот брать наживку, – думал Клементьев, – червяков в ракушечнике нет, а на хлеб ловить морскую рыбу стыдно и неприлично. Впрочем, как только пройдет дождь, наверно, появятся аборигены. Мальчишки-аборигены. Уж они-то знают, на что ловить…»

– И поплавать его заставь. Сколько едем – в воду ни разу не залез.

– Дождь, кажется, прошел, я пойду позову.

– Возьми все же плащ. Накрой Лапушку, а то простудится еще, ветер холодный.

Клементьев взял плащ и вышел наружу. Дождь действительно прошел. Туча оказалась как бы разрубленной на две части. Одна часть, синяя, еще сохранившая в какой-то степени былую мощь, свирепствовала над деревней, другая, рыхлая, бледная, уходила в сторону моря. В ней, как в вате, барахталось запутавшееся солнце. Но уже было светло и тепло, почти солнечно. Теперь всюду преобладал мягкий голубой цвет. Машина, ярко-красная, сияющая, мокрая, сейчас особенно казалась чужеродным телом. Закупоренный со всех сторон инопланетный летательный аппарат с сидевшим за стеклом чужеземцем.

– Опусти стекло, дождь прошел.

– А?..

– Опусти стекло, дождь прошел.

Сын покрутил ручку возле себя, потом перегнулся к противоположной дверце и опустил стекло там.

– Кончился матч?

– Кончился.

– Твои проиграли?

– Да.

– Чего же ты сидишь? Пошли кушать.

– Мне не хочется.

– Поесть надо. Ты и так сегодня не обедал. Пойдем.

Сын вышел из машины, ладный, широкоплечий, потянулся.

– Тепло.

– Пойдешь со мной рыбачить?

– Устал. Я лучше полежу.

– Тогда не лежи бесцельно. Читай. Позор, пятнадцать лет, а «Графа Монте-Кристо» не прочитал.

– Дался вам этот «Граф». Я его два раза по телику видел.

– Муж-чи-ны! Где вы там задевались? Кушать подано! Симочка!

«В деревне, наверно, есть лодка, – думал Клементьев, поглощая душистый суп из венгерских концентратов. – Можно договориться и порыбачить ночью. Это здорово. Особенно если будет луна. Интересно, будет ли сегодня луна…»

– Ты ничего не ешь, Лапушка.

– А сама?

– Я наелась.

– Сохраняешь талию, а меня хочешь сделать троглодитом?

– Ах ты мой троглодит маленький…

«Отойти немного на веслах, а потом поставить парус. До вечера можно успеть сделать парус. Есть солдатское одеяло, оставшееся еще от отца, и целая охапка реек. Как хорошо, что они подобрали упавшие с грузовика рейки…»

– Сейчас я тебе постелю на солнышке. Чтобы читал мне «Графа Монте-Кристо».