Счастливая Женька. Начало - [94]

У самой Жениобразовались аж трехдневные выходные, чего давненько не бывало. Строго говоря, почти никогда. Только если она сама их не устраивала. Вынужденно. Но это другой случай. Ну чем не уважительная причина для маленькой радости, которая, к слову, булькала уже на самом донышке. Женя подумала, что нужно опять идти в магазин, но теперь в другой. Хоть он и находится чуть дальше, зато она его сегодня ещё не посещала. Ведь ещё и теть Глашу помянуть нужно. Кроме её имени она более ничего о ней не знала, и даже не помнила, как она выглядит. Даже если бы сейчас почившая вдруг уселась к ней на лавочку (свят, свят), Женька, как ни в чем ни бывало, могла бы завести с ней обычный светский разговор. Но это же не значит, что бедную женщину уже и поминать не нужно. Женя отчаянно томилась… От стремления быстро проскочить в магазин и чувством долга. Хотя кого Женька старалась перехитрить, было непонятно. Перевес и очень значительный был на стороне магазина. Причем с самого начала. И чувство долга здесь фигурирует больше для красного словца. Просто не хотелось выглядеть безответственной в глазах Маргариты Ивановны и остальных соседей.Тем не менее, родственники теть Глаши либо уже заблудились, либо сильно опаздывали. Женя, нахмурившись, прошла до конца дома и выглянула на магистральнуюулицу. За углом она чуть не столкнулась с молодым человеком. Он быстро шел, глядя себе под ноги. Среднего роста, в темных очках, он, буркнув извинение, прошел мимо. И вдруг замер и повернулся. И стал с интересом наблюдать за худенькой, коротко стриженой женщиной, в два глотка допившей пиво из молниеносно исчезнувшей в пакете бутылки. Молодой человек усмехнулся: то, с какой быстротой она это проделала,говорило об определенной сноровке. «Черт, возьми, – думал Гарик, направляясь к этой женщине, – На фига мне это надо!» Но что-то неудержимо толкало его и даже заставляло довольно глупо улыбаться. У Гарика заломило всю нижнюю челюсть. Он сейчас редко улыбался. И не вспомнить, когда это делал в последний раз… Хорошо, что у человека имеется мышечная память… Женщина, прищурившись, внимательно смотрела на него. Глаза у неё были очень красивого, серебристого оттенка, с черной обводкой вокруг зрачка. И ещё, поскольку, была она в шортах, Гарику запомнились её стройные ноги. Удивительного молочного оттенка. Без всякого намека на загар. Была она ладная и тоненькая, как девочка. И, несомненно, вызывала симпатию. У Гарика точно. Один её курносый нос с редкими веснушками чего стоил! Он стоял и улыбался, как дурачок. «Скажи хоть что-нибудь, дубина!» – приказал себе Гарик.

– Я…, то есть, мне показалось, что мы с вами знакомы, – наконец выдавил он.

– Это вряд ли, – сухо отрезала Женька, – Вас, похоже, что-то очень развеселило…

Через двадцать минут, Гарик бодрым, полустроевым, алкогольным шагом направлялся в магазин. Женька, плюнув на бессовестных неизвестных родственников, в этот момент взлетала по лестнице. Спросив у Ани, не намеревается ли та идти гулять и, услышав положительный ответ, заперлась в ванной. Когда в домофон позвонил Гарик, Женя, свежая, как майская роза, и одетая в яркий длинный сарафан, распахнула дверь.

С отцом у Гарика связь прекратилась. Вернее прекратил её непосредственно Алексей Игоревич. В одностороннем, так сказать, порядке. Как только узнал, что сына вычистили из армии. Но самой решающей каплей, переполнившей ту самую чашу терпения, было известие о разводе. Оказывается Машка, позвонила свёкру, как только уехала. Знала, гадина, как побольнее ударить, – когда Гарик рассказывал об этом Женьке, у него от злобы сводило мышцы лица. Бывшая жена прекрасно была осведомлена, как Алексей Игоревич любит внука. И что значит для Гарика мнение отца, его авторитет и поддержка. И потому, не будь дура, сообщила, что уезжает навсегда. Сына Владика, понятное дело, увозит тоже насовсем. И бодайтесь, дескать, вы со своим акоголиком сами. А я в этом больше не участвую. И к сыну даже близко не подпущу. Хватит, наелась досыта. Ну, и все в таком духе. Кроме Маши, нашлись свидетели, которые охотно делились захватывающими историями об увольнении Гарика и последующей за ним эпопеи многоразового строительного трудоустройства. После этого отецзаявил в присутствии Людмилы, что у него больше нет сына. Что покрывать его свинство, оплачивать долги и закрывать глаза на многие другие вещи, он более не желает. Гариксейчас живет во времянке у матери. Больше негде. Вот уже четыре месяца. Поменял за это время три работы.Женька знала, как это бывает. Работал, пока не давали зарплату. После этого уходил в запой. Разумеется, его увольняли. Или он сам увольнялся. Это было не важно. Гораздо важнее было погасить неудержимую тягу к изменению сознания. Любой ценой. За счет алкоголя или других химических веществ. Чтобы мир и ты сам в нем выглядел не таким уродливым. Чтобы не так сильно ненавидеть жизнь. Чтоб хоть ненадолго принять себя и быть в состоянии функционировать дальше.

Сейчас Гарик опять находился в активной фазе поиска работы. Денег не было. Его мать когда-то неожиданно для всех что-то такое закончила по коррекции бровей. И уже несколько лет работала в близлежащем салоне красоты. Но клиентов все равно было мало. Дамы предпочитали записываться к молодым, ярким и современным косметологам. Которые,так сказать, в тренде, и шагают в ногу со временем. И даже слегка его обгоняют. А к Полине Васильевне записывались леди степенные. А таковых в их маленьком городке, тем паче, бывшем селе, имелось крайне немного. Это меньшинство, конечно, уделяло достаточное внимание собственной внешности. Но совсем не хотело бежать наперегонки со временем. Оно стремились его, напротив, чуть-чуть приостановить. Мать Гарика, работала час-полтора в день, не больше. Вместе с незначительным заработком у неё имелась совсем уж крошечная пенсия. С матерьюонипрактически не разговаривали. Гарика это устраивало.Он потихоньку сбывал кое-что из бабулиных вещей. Успокаивал возникающую иногда совесть тем, что ей они больше не нужны. Недавно мать чего-то хватилась и устроила скандал. И с помощью своего относительно нового друга Марата сменила в доме замки. Затем, когда Гарика не было, унесла из времянки, где он жил, почти всю мебель и оставшиеся после смерти бабушки вещи. На словах доходчиво объяснила, чтобы к ней в дом, пока она жива, не совался. Иначе отправится в свое любимое место. На улицу. Или куда пожелает. Но тут его не будет. Так и сказала. Гарик,молча, выслушал и кивнул. Ушел в свою времянку и даже не хлопнул дверью. А зачем? У него было два литра крепленого вина. К тому же мать – добрая женщина, оставила ему, помимо некоторой мелочёвки, кровать и старенький телевизор. И он собирался прекрасно провести время в этом обществе. Тем более, ему, к этому времени, по большому счету, было все равно. Где и когда спать. Что есть.Где и с кем проводить время. В настоящее время значение имело только одно – имеется ли у него к моменту пробуждения в любое время суток, хотя бы четверть на опохмел. Или нет. Алкоголь стал не просто частью жизни. Он был её смыслом. Иединственной целью. Гарик старался выходить из дома рано утром или поздно вечером. Так было меньше шансов нарваться на знакомых, которым он был должен. Должен Гарик был почти всем соседям. И не соседям тоже. Несколько раз одалживался даже у клиенток матери, поджидая их у салона. Рассказывал грустную историю о том, что сильно болен. И о том, как он боится этим самым огорчить маму. И деньги ему нужны на лекарства. Исключительно. Целой группе людей, в которой присутствовали его крестные, отцовские сослуживцы и друзья семьи, говорил о том, что хочет восстановиться в армии. Мечтает об этом. Готовит для отца сюрприз. Но требуются деньги. Дорожные расходы, ну и разная там волокита, сами понимаете…Спасибо вам, через месяц верну! Непременно… Да, и вы же помните, – расставаясь, взволнованно шептал Гарик, – Отец ничего не должен знать…Пожалуйста, не говорите ему…