Счастливая Женька. Начало - [66]

– А точнее, у меня, – сурово пояснил Володя.

– Просто так легче, – смущаясь и заливаясь розовой краской, как юная девушка, призналась Жене Шурочка. Женя растерянно переводила взгляд с одного на другую:

– Да, ладно, а как же, – она замялась, – Ну…

– Вот поэтому, мы и решили, съехаться, а то разговоры, ты сама знаешь какие – выручила её Шурочка. Володя сказал:

– Жень, я ведь тоже ушел из клиники. Вернее, со мной просто решили не продлевать договор. По каким-то там этическим соображениям, но мы-то знаем, почему на самом деле, верно? Но это даже к лучшему, я и сам хотел уйти, после всей грязи, о которой узнал. Мне дали возможность ознакомиться с парочкой-тройкой докладных от наших уважаемых коллег. Ты не представляешь даже, как меня только не называют, каким уродом и монстром являюсь я, по мнению некоторых коллег. Но особые способностивтакогорода пасквилях оказались у нашей милой Киры. Тебе досталось, тоже, в основном, из-за неё. Женя покачала головой:

– Нет, Володя, шарахнули меня по статье из клиники вполне заслуженно… Столько косяков…Ничего, ребята, прорвемся. Так произошло, что вы мне в Москве, да вообще и не только здесь – самые близкие люди. Тут заговорила, молчавшая все это время Шурочка:

– Жень, а я перешла опять в своё родное ЛОР-отделение. Вроде и привыкла уже в стоматологии, да что-то уже не то без тебя… А по поводу нашего решения с Володей, он знает, что я ни в чем не собираюсь ограничивать его, понимаешь, Жень. Он свободен, но так будет лучше для всех нас. Ну, то, что увидят, что у него есть женщина и так далее…А то его так и будут гнобить, – шепнула она Женьке, когда Володя отошел, чтобы ответить на звонок. А я не могу это вынести, понимаешь, я так хочу ему помочь! Все понимаю, разница в возрасте – шестнадцать лет, и его ориентация, и то, что он мне всего лишь благодарен и рассчитывать не на что, но мне все равно, я…люблю его так, как никогда и никого, видимо это и есть безусловная любовь. Женя смотрела на Шурочку и напитывалась до отказа разлитыми вокруг неё флюидами счастья и абсолютной душевной гармонии. Они часто говорили с Володей о жизни, любви, человеческих отношениях и она знала, что он практически боготворит Шурочку, но не предполагала, что события примут такой оборот.

– Мне ничего не нужно от Володи, абсолютно, – продолжала Шурочка, – Даже не обязательно, чтобы находился рядом, но пусть у него все будет хорошо. Я должна это знать. И этого хватит, веришь, Жень, мне – хватит. Глядя на её просветлённое лицо, Женя верила. «В самом деле, что ли ангел? Ей Богу, с ума сойти можно!» В комнату заглянул Володя:

– В этом доме будут поить гостей чаем или нет? Шура тебе уже сказала? Женя даже испугалась, – Что-то ещё сейчас обнаружится? Ты беременна от Володи? Отсмеявшись, Шурочка, с грустной улыбкой сказала:

– Нет, это невозможно, но не только из-за Володи, – она положила свою ладонь на его руку и глянулана него с такой колоссальной нежностью, что у Женьки заныло сердце. – Я десять лет назад похоронила сына. Алеше было тринадцать лет и у него было тяжелое заболевание почек. Я не смогу физически пройти через это снова… Повисло тяжелое молчание, – Извини, я не знала… – выдавила Женя. – Ничего, я стараюсь, об этом не распространяться…

Женя заметила, как у Володи менялся взгляд, когда он «смотрел» на Шурочку. Глаза будто теряли свою неподвижность и, казалось, оживали и даже слегка искрились. «Разве такое возможно у слепых?» – думала она. А может это просто игра света или её чересчур романтического воображения?И тут Шурочка самым будничным тоном произнесла: «Ты знаешь, мы с Володей решили, что ты вполне можешь пожить с детьми у меня, он не может оставить маму, ты же её видела?» Женька растерянно кивнула, – Да, когда я приходила на массаж. – Ну вот, – обрадовано заключила Шурочка, как будто дело было только в этом, – Вы, по-моему, даже подружились. – Ты не отказывайся, Женя, и не мотай головой, снимать в Москве квартиру, да ещё с детьми немыслимое удовольствие. Особенно в твоей ситуации. А мне тоже очень нужен человек, которому я могу доверять, понимаешь? Так что это взаимовыгодное дело. Володя кивал и улыбался. Как выяснилось несколькими минутами позже, он и за работу для Жени договорился через какого-то своего родственника.

– У твоего родственника – собственный кабинет? – задала вопрос решившая больше ничему не удивляться, Женька.

– Э, родственник не родственник, какая разница, да!? – Володя, намеренно и очень умело вдруг заговорил с южным акцентом. – Армяне – все родственники. Очень близкий мне родственник, практически друг, хорошо знает человека, которого я не очень хорошо знаю, хоть он и мой родственник… – Володя запутался сам и, махнув рукой, рассмеялся, обнимая за плечи Шурочку. Глядя на них, Женя подумала, что у неё-то уж совершенно определенно в Москве теперь есть родственники, причем очень близкие. Она даже не подозревала в тот вечер, насколько это соответствует истине. К тому же не в переносном, а в прямом значении слова.

– Слава Богу, что у меня есть такие друзья… – крутилось в голове у Жени, пока она укладывала дочку. Открылась входная дверь, Женя опрометью бросилась в прихожую. Димка снял куртку и, глядя матери в лицо, произнес: «К отцу больше не вернусь, он подонок. Нельзя так, – У Жени второй раз за этот день потекли слезы. – И это, мам… Из гимназии нужно забрать документы… Я не буду, да теперь и не могу там учиться. После того, что я сказал ему, и вообще…Женя обняла сына и молча плакала. – Господи, – думала она, да он за всю жизнь столько не говорил! Её мальчик, такой взрослый, и такой ещё маленький, такой серьезный и такой ранимый. Женя плакала и не могла остановиться, горько и искренне, как в детстве. Это больше походило на оплакивание. Она и вправду сейчас оплакивала этого долговязого, нескладного мальчишку, такого любимого и родного, который не задумываясь, со всем пылом своей юной чистой души встал на защиту матери. Плакала о том, чего не могла назвать словами. О любви к нему, о сожалении по поводу того, о чемхотела, да не могла или не знала, как говорить. Из детской пришла испуганная дочка, крепко обхватила руками мать и брата, и жалобно начала всхлипывать. Женя плакала и по этой девочке, совсем малышке, которой пришлось обучиться раньше времени самостоятельности и взрослому рациональному подходу к жизни, идущим вразрез с настоящими мечтами и потребностями ребенка, которому через месяц исполнится только семь лет.Она плакала по себе и своей жизни, которая совсем не была похожа на тот волшебный фейерверк, который твердо был обещан ей в детстве,все ещё искрился калейдоскопом радужных надежд в юности, а затем все реже и тише доносились до Женьки его кратковременные праздничные вспышки.