Счастливая соломинка - [83]

В горе воскликнула она:

Цитра моя разбита!

В чем я усладу найду?

Порваны звонкие струны…

Таро Лежебока, еще не успев подняться с пола, взглянул на девушку и, опечаленный до глубины души, сказал заключительные стихи танка:

Можешь меня приструнить.

Я покорюсь смирению.

«Ах, какое нежное у него сердце! – снова подумала девушка. – Значит, он – моя судьба! Видно, крепка и нерасторжима была связь между нами в прежних рождениях. Не случайно он так крепко полюбил меня».

И повела с ним сладкие любовные речи.

Занялся рассвет. Хотел было Таро Лежебока уйти побыстрей, но девушка сказала ему:

– Нечего делать! Раз уж суждено было нам встретиться, то союз наш, верно, продлится не только в одной этой жизни, но и в будущих рождениях. Если ты вправду меня любишь, оставайся здесь. И хоть я только дворцовая прислужница, но ты ни в чем не будешь знать недостатка.

– Быть по-твоему, – сказал он и остался.

После этого госпожа Дзидзю вместе со своей служанкой стали ухаживать за ним днем и ночью, причесывать его и купать в горячей ванне. На седьмой день он стал подобен прекрасной жемчужине. С каждым новым днем красота его сияла все ярче, так что получил он прозвище «Несравненного красавца». Перед ним померкли все прославленные любезники двора. Никто из них не мог бы сравниться с Таро Лежебокой в искусстве слагать рэнга[90] и танка.

Супруга его была женщина умная, она стала обучать мужа правилам этикета. Он быстро выучился с бесподобным изяществом носить нарядную накиду, ходить в длинных шароварах и надевать шапку на убранные в прическу волосы, затмевая своим видом любого вельможу императорского дворца.

Услышал про это Будзэн-но ками и призвал его пред свои очи. Явился он на зов в парадном платье и чинно сел перед господином.

Поглядел на него господин.

– И в самом деле «несравненный красавец». Но как твое настоящее имя?

– Таро Лежебока, – ответил тот.

– Чудесное имя! – воскликнул Будзэн-но ками и повелел именовать его «Саэмон Песня» за несравненное умение слагать песни.

Спустя сколько-то времени дошел слух об этом необыкновенном человеке до государева дворца. Государь приказал Саэмону Песне немедля явиться во дворец. Тот стал было отнекиваться. Не тут-то было! Пришлось ему сесть в экипаж с занавесками, украшенными каймою, и отправиться во дворец. Там провели его в церемониальный зал. Государь повелел ему:

– Поелику, говорят, ты весьма искушен в сложении стихов, то сочини две песни, приличные случаю.

Стояла ранняя весна. На цветущей сливе порхали соловьи. Слушая их пенье, Саэмон Песня сочинил вот какое стихотворение:

Всюду вокруг звенят

Влажные от непролитых слез

Соловьиные голоса.

Брызжут сквозь ветки цветущих слив.

Или это весенний дождь?

Микадо спросил тогда:

– А в твоем родном краю как называют сливу?

Не успел Саэмон Песня услышать эти слова, как воскликнул:

Пускай по-другому зовут,

В деревне цветущую сливу,

Лишь там она хороша,

А то, что в столице цветет,

Как и назвать, я не знаю…

Микадо был тронут до глубины души.

– Кто твои предки? – спросил он.

– Не знаю. У меня именитых предков не было.

– Узнайте в Синано, так ли это, – повелел государь.

Правитель Синано справился в местных летописях, и что же оказалось!

Некогда в Синано был сослан принц по имени Ниино тюдзё. Он приходился вторым сыном императору Ниммэй, который был пятьдесят третьим государем по счету со времени основания династии.

Принц этот очень печалился, что долгое время не было у него детей. Однажды отправился он на поклонение в храм Дзэнкодзи и попросил Будду даровать ему детей. Будда ниспослал ему сына, но, когда ребенку было всего три года, лишился он обоих своих родителей. Потомки его смешались с сынами земли и стали людьми самого низкого звания. От них-то и происходил Таро Лежебока.

Узнав об этом, микадо повелел:

«Поскольку происходит он от принца императорской крови, то должен быть приближен ко двору».

Пожаловали ему чин военачальника второго ранга и назначили верховным правителем двух провинций: Каи и Синано. Он торжественно отбыл на место своего назначения вместе с женой.

Щедро наградил бывший Таро Лежебока всех, кто ему помогал в нищете. В благодарность за его доброту назначил он местного владетеля Атарасино Нобуёри правителем дел обеих провинций, а всех крестьян, кормивших его три года, наделил землею.

Построил он дворец в селенье Цукама и поселился в нем со всей своей семьей, и служили ему люди высокого и низкого звания.

Долго правил он в мире своими владениями, и были у него в изобилии все «семь драгоценностей»[91]. Милостью богов и будд дожил он до ста двадцати лет и имел многочисленное потомство. И поныне почитают его как Великого светлого бога Огата, а жену его как воплощение Будды – богиню Утреннего солнца.

Он соединял между собой людей, одаренных добродетелями. Мужчины и женщины, полюбившие друг друга, являлись к нему, и он благословлял их союз. Если замечал он в человеке низменный дух, то гневался, а если видел он на ком печать божества, то утихали его скорби, и он радовался.

Таково человеческое сердце! И в ленивце может скрываться честная прямота.

Давно, давно все это было, в царствование императора Мондоку