Счастье - [13]
Таня уже натянула сапоги, чтобы Ваську забрать пораньше из садика и уехать из этого города... куда? Да все равно куда, лишь бы подальше. Ей как-то не приходило в голову, что их вообще никто нигде не ждет. Не могло же в самом деле такое случиться, чтобы живых людей оставили на улице посреди зимы. Советская власть этого не допустит!
Она почти что вслух произнесла это на пороге: «Советская власть не допустит...» — и в этот момент Галина Ивановна толкнула дверь со двора и чуть не налетела на Таню. У Галины Ивановны губы были собраны в узелок и будто даже прострочены по краям серой суровой ниткой. Таня отпрянула от дверей и чуть не завалилась назад. А Галина Ивановна в строгой своей манере сквозь зубы произнесла:
— Ты куда это собралась?
— З-за Васькой. — Таня хотела уйти тихо, чтобы ничего не объяснять. Переночевать в школе, например. В комнате ночного сторожа. Дядя Петя ее бы с Васькой пустил.
— Куда собралась, я спрашиваю? — очень грозно переспросила Галина Ивановна. — Думаешь, я совсем из ума выжила на старости лет? Ничего не понимаю? А ну, скидывай боты, поговорим.
— Так я за Васькой...
— Успеешь еще за Васькой. Чайник вскипяти, проголодалась я. На вот! — Галина Ивановна протянула ей кулек с мясистой аппетитной ватрушкой. Такую ватрушку хотелось еще долго нюхать, прежде чем откусить, чтобы продлить удовольствие. Но сейчас Таня эту ватрушку нюхать не собиралась, не до того ей было.
Свекровь вдобавок перегородила своим телом путь к бегству. Глубоко вздохнув, чтобы заглушить подступавшие рыдания, Таня скрылась на кухне с этой ватрушкой.
Галина Ивановна грузно прошлепала следом и уселась на табуретку, которая крякнула в ответ.
— Аванс на почте выдали, дак... — объяснила она появление ватрушки, хотя наверняка не об этом хотела поговорить.
Таня молча налила чаю в чашку с голубым ободком, которую Галина Ивановна чрезвычайно жаловала и даже мыть не позволяла. Сама всякий раз с содой мыла, и Тане даже казалось, что свекровь боится подцепить от нее какую-нибудь заразу, поэтому и моет с содой.
Галина Ивановна пила из блюдца, причмокивая, с явным удовольствием. Наконец, утерев губы краешком полотенца, сказала:
— Ты вот что, Танька, не дури. Или думаешь, я сатана такая, что родного внука на улицу выставлю?
У Тани дыхание перехватило, и она ожидала уже, что Галина Ивановна скажет, будто от хорошей жены муж не сбежит к чужой красотке, однако свекровь прошамкала:
— Мишка-то мой совсем дурак, видно, ежели к Зинке сбежал. Он с ней еще до вашей свадьбы валандался, не знаю, что уж такого он в ней нашел, приворожила или еще чего. Зинка сильно старше его будет, муж на фронте погиб, а она потом с одним офицером крутила, а того на Дальний Восток перевели. Уехал — и ни слуху ни духу, она от него аборт сделала. Чего зыришь-то? Я про Зинку давно все вызнала, люди-то понапрасну врать не станут, а Мишка и слушать не хотел. А когда она его за дверь вышвырнула, то-то я обрадовалась. Думала, наконец остепенится, жену себе найдет молодую, пригожую.
— А я, по-вашему, что же...— Таня даже не могла подобрать подходящего слова.
— Да ты хорошая, только никудышная. Я-то пыталась научить тебя тому, чему тебя мать не научила. Быть хорошей женой, хозяйкой...
— К-как? — спросила Таня.
— А так, что и объяснять не стану, все одно не поймешь. Ты разве что-то можешь понять? С твоими мозгами-то?!
— А что с моими мозгами? Почему это не пойму?
— Потому что детдомовская ты. Неласковая, значит.
— Что значит неласковая?
— Вот ты даже слова этого не знаешь. Дак чего уж там говорить! Ватрушку ешь и дуй за Васькой. Будете у меня жить, а Мишку, стервеца, я больше на порог не пущу. Пускай у Зинки на заимке живет, вот уж вскорости огребет по полной, да и поделом. Папаша-то евоный до войны всех баб обошел в округе. Похоронку на него получила, дак вроде даже не расстроилась, аж сама себе удивилась, что надо бы реветь, а у меня ни слезинки, вот до чего он меня довел, упырь! — Галина Ивановна смачно сплюнула.
Только Таня все равно в толк никак не брала, как же это она теперь останется с Галиной Ивановной. Она и прежде только ради Миши ее терпела, да и даже не ради Миши, а потому, что... ну просто терпела, и все! А теперь зачем все это терпеть? Ладно, пару дней они с Васькой перекантуются у свекрови, все лучше, чем в каморке у дяди Пети, а потом обязательно что-нибудь придумают. Можно, в конце концов, зайти в роно, объяснить, что так, мол, и так, жить больше негде, так что помогите найти работу с жильем и лучше бы где подальше...
Да и неудобно было перед Галиной Ивановной. Баба Галя походила на заработавшуюся ломовую лошадь, которая уже по инерции ходила целый день в жесткой упряжке и возила тяжести: ворочала на почте посылки, а дома дрова колола, тягала огромные баки с кипяченым бельем, однажды мешок сахара где-то раздобыла и принесла домой на плечах, Васенька сладенького захотел...
А куда делся папка, Васька только однажды спросил. Таня ответила: «Уехал», и больше он не спрашивал. Таня с получки купила ему деревянный грузовик с откидным кузовом. Галина Ивановна еще поворчала немного, что ребенку не грузовик нужен, а тепло и забота, Таня только отмахнулась — одет, накормлен, какого еще тепла-то недостает? А свекровь знай себе ту самую жуткую колыбельную каждый вечер Ваське напевает, Таня уже уши затыкала: «Галина Ивановна! Что ж вы не угомонитесь никак с этой колыбельной? Других слов, что ли, не знаете?» А Галина Ивановна всякий раз отвечала, что колыбельные детям поют не просто так, а чтобы к жизни сызмальства приготовить. Жизнь, она по-всякому складывается. Ты разве еще не поняла? Ну и дура.
Это вторая книга Яны Жемойтелите, вышедшая в издательстве «Время»: тираж первой, романа «Хороша была Танюша», разлетелся за месяц. Темы и сюжеты писательницы из Петрозаводска подошли бы, пожалуй, для «женской прозы» – но нервных вздохов тут не встретишь. Жемойтелите пишет емко, кратко, жестко, по-северному. «Этот прекрасный вымышленный мир, не реальный, но и не фантастический, придумывают авторы, и поселяются в нем, и там им хорошо» (Александр Кабаков). Яне Жемойтелите действительно хорошо и свободно живется среди ее таких разноплановых и даже невероятных героев.
Если и сравнивать с чем-то роман Яны Жемойтелите, то, наверное, с драматичным и умным телесериалом, в котором нет ни беспричинного смеха за кадром, ни фальшиво рыдающих дурочек. Зато есть закрученный самой жизнью (а она ох как это умеет!) сюжет, и есть героиня, в которую веришь и которую готов полюбить. Такие фильмы, в свою очередь, нередко сравнивают с хорошими книгами — они ведь и в самом деле по-настоящему литературны. Перед вами именно книга-кино, от которой читатель «не в силах оторваться» (Александр Кабаков)
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.